Повседневная жизнь Арзамаса-16
Шрифт:
Кстати, уместно вспомнить, что в 1980 году за разработку и внедрение телеметрического комплекса бортовых и наземных приборов группе ведущих специалистов ВНИИЭФ была присуждена Государственная премия СССР. Званий лауреатов были удостоены Н. И. Щаников, А. Д. Аметов, М. И. Данилов, Б. П. Коротких.
Совершенно ясно, что еще сложнее было получить испытательную информацию при пусках в акваторию Тихого океана. В предполагаемый район отправлялись специальные «эскадры» из трех кораблей (они же использовались и при космических пусках, особенно с космонавтами на борту), так называемые ТОГЭ (Тихоокеанская гидрографическая экспедиция). Вначале была ТОГЭ-4, укомплектованная тремя небольшими, переделанными из «угольщиков», каботажными
Районы падения боевых блоков (ББ) выбирались в акватории Тихого океана вдали от основных морских путей. Как правило, эти зоны Тихого океана оказывались и наиболее штормовыми, где и бывалым-то морякам было несладко, не говоря уже о «временных пассажирах». Корабли выходили из Петропавловска (Владивостока) за две-три недели до пусков. После прибытия на место уточняли свое положение по небесным светилам с помощью почти средневековых секстантов (точность привязки составляла ± 2 морских мили!), ставили буи-поплавки с километровым тросом, чтобы ветер и волны не сносили. Проводили генеральные репетиции и докладывали о готовности.
Сообщение ТАСС обязательно уведомляло, что «с такого по такое-то число в связи с отработкой в СССР новой баллистической ракеты квадрат с такими-то координатами закрывается и является опасным для прохождения кораблей». Это учитывалось всеми, кроме специальных американских судов. Они имели скорость, в два-три раза превышающую скорость советских кораблей, приходили в квадрат как по расписанию. Мешали работе, иногда подрезали буйки (они-то «привязывались» по спутникам связи во много раз точнее), поздравляли по громкой связи с советскими праздниками, сбрасывали с бортов самолетов подарки: сигареты с зажигалками.
Заблаговременно появлялись также американские самолеты-лаборатории «Орион», «Авакс», напоминающие фантастических ежей своими торчащими многочисленными антеннами разных фасонов и габаритов. После падения боевого блока в воду (его обязательно взрывали, чтобы американские акванавты не могли его потом извлечь), американцы стремительно направлялись к месту падения, брали тут же на анализ пробы воды, а затем, «по-дружески» попрощавшись, уходили восвояси, не забыв пригласить «к девочкам в Гонолулу».
В ТОГЭ многократно участвовал начальник отдела «эскашников» (так называли специалистов системы контроля — СК) Анатолий Андреевич Ганьжин, приехавший в город в 1956 году и проработавший на объекте более сорока лет. В эскадре он был одним из самых уважаемых людей, так как у него «только для работ» всегда была канистра спирта («для промывки электронной аппаратуры, чтобы импульсы не заблудились!»). А вообще, «эскашникам» доставалось — жили в районах падения боевых блоков: куда «Макар и телят не гонял» — на Северном Урале, севере Западной и Восточной Сибири, Камчатке по соседству с вечно дымящейся Ключевской сопкой.
При испытаниях ядерных зарядов на полигонах размещались в казематах, «по соседству» с эпицентром, вытаскивали после взрыва пленки (чтобы не засветились). Бытовые условия были явно не комфортные, но работы выполнялись всегда качественно.
Но мне плевать, что неустроен быт, Что я зарос, как хиппи, волосами, Я научился терпеливым быть, Хоть иногда бушую, словно пламя. Да, Север делает из нас людей, Готовых быть всегда за все в ответе, И все ж главнейшая из всех идей — Мир защищать на нашем хрупком свете! Так в путь, друзья, скорее в экипаж, Не будут дома нас встречать цветами, Суров и труден жалкий жребий наш, Но мы его ведь выбирали сами [126] .126
Жарков В. П. Записки испытателя. Саров, 1997. С. 53.
Зигзаги судьбы таковы, что руками тех, кто создавал, осуществлялось и уничтожение созданного. Трудно оценить те психологические надломы, происходящие в душах людей. 24 октября 1990 года в штольне было проведено испытание ядерного заряда, которое стало последним в истории ядерных испытаний в СССР. Опыт готовился почти два года: еще в 1989 году был подготовлен и установлен в штольне заряд, возведен очень сложный комплекс герметизирующей забойки, приведены в готовность многочисленные системы физических измерений. Ждали «погоду», то есть подходящую ветровую обстановку. И вот нужный день настал, но… разрешение на работу из Москвы не получили. И еще трижды опыт откладывался, и каждый раз не по техническим или климатическим причинам.
Долго спорили депутаты Верховного Совета СССР, России, Архангельского областного совета давать или не давать разрешение на проведение ядерного взрыва на Новой Земле. Прекратить испытание опасно, ибо не имелось опыта консервации заряда в штольне, и последствия были непредсказуемы.
Однако буря человеческих страстей, возбужденных и радиофобией, и синдромом Чернобыля, и долгой борьбой вокруг закрытия Семипалатинского полигона, оказалась сильнее здравого смысла. Ядерный взрыв отсрочили до следующего года. Баталии вокруг разрешения на проведение опыта продолжались в течение всей первой половины 1990 года. Наконец согласились с тем, что испытание надо проводить. Этому способствовал тот факт, что заряд почти год лежал в условиях вечной мерзлоты и его дальнейшую работоспособность гарантировать было очень трудно.
Для испытателей снова Новая Земля, Маточкин Шар, трущобы-домики, облицованные белой жестью, с окнами, забитыми горбылем, чтобы не выдавил ветер и снег. Снова каши и сушеный картофель, тушенка и многое другое, до чертиков знакомое. Однако ранее была все-таки более цивильная жизнь на теплоходе «Буковина», где и размещались испытатели, теперь же у государства не хватало денег на его фрахт.
В сущности, работы проводились заново, раскопка приборных комплексов, настройка измерительных трактов и аппаратуры — эти операции испытатели выполняли, хотя и без особого энтузиазма, но, как всегда, тщательно и добротно. Веселовский подчеркивал: «Мы были вдохновлены одной целью-, завершить, наконец, работу и получить хорошие результаты. Чувство выполняемого долга перед Отчизной (хотя и громко звучит эта фраза) помогало нам жить и работать в неимоверно тяжелых природных и бытовых условиях».
Опять ждали погоды, но требования по погодным условиям были очень жесткими: газы, образующиеся при ядер-ном взрыве, не должны выходить за пределы полигона.
Накануне 24 октября местный метеоролог Александр Заброда, у которого, как шутили испытатели, «нет плохой погоды», дал «волчью клятву», что на завтрашний день по погоде будет все нормально, а на последующие дни благоприятную погоду он не гарантирует.
Но разрешение давала Москва (Гидрометцентр). Переговоры с Москвой вели руководители испытаний: начальник Главного управления Минсредмаша Георгий Александрович Цырков и начальник 12-го Главного управления Министерства обороны генерал-полковник Владимир Иванович Герасимов.