Повседневная жизнь Европы в 1000 году
Шрифт:
«Ты ли это, мой монах?» — ошеломленно спрашивает епископ. В ответ тот «сжимает кулаки, поднимает руку, вскидывает брови и выгибает шею, закатывая глаза: «Я теперь солдат; возможно, я остался монахом, но вести себя буду по-другому. Или скорее — нет, я больше не монах. Я воюю по приказу короля, ибо мой хозяин — Одилон, король Клюни».
Епископ пытается заставить его замолчать, но монах не подчиняется. Он напыщенно повествует об экспедиции против сарацин, в которой он принял участие вместе с «солдатами Господними», — очевидно, с монахами Клюни. Сатира достигает кульминации. Достаточно представить себе это странное воинство! Адальберон находит для этого верный тон — тот самый, который спустя шесть веков использует автор «Менипповой сатиры» [129] , высмеивавшей монахов-лигеров, их военное одеяние, их воинственные замашки. Конечно, в этой необузданной фантазии нет ничего от повседневной жизни. Как и в гротескном приказе о мобилизации, который наш
129
Мениппова сатира — сатира в манере греческого философа Мениппа (III в. до н. э.). Под этим заглавием во время религиозных войн 2-й половины XVI века во Франции вышел анонимный художественный памфлет против Католической лиги.
Это фарс. Однако фарс не имел бы смысла, его незачем было бы сочинять и он не был бы смешон современникам, если бы не преувеличивал знакомую им реальность.
Монахи Клюни, привыкшие к послушанию и дисциплине, строгость которой мы имели возможность оценить, на деле представляли собой огромную армию, обладавшую собственной иерархией и имевшую в лице аббата-руководителя ордена своеобразного и всемогущего властелина. Они побороли свою личную гордыню, но она уступила место бессознательной и весьма сильной кастовой гордыне. Сами по себе они ничто, но их орден — все, у него — все права и, что, возможно, еще хуже, все обязанности. Клюни — это новая сила, чистая и безжалостная, которая призвана уничтожить прогнившие старые кадры христианского общества и вместо продажных и развратных епископов везде поставить у власти добродетель и веру в Бога.
Внутри монастыря этот дух единства мог не иметь опасных последствий. Однако многие монахи покидали монастыри, и это случалось весьма часто. Мы видели, что аббаты много путешествовали либо для того, чтобы посетить бесчисленные подопечные монастыри, либо для того, чтобы навестить пригласившего их властителя, жаждавшего их советов. Дороги были небезопасны; аббат окружал себя многочисленным эскортом из монахов, ехавших верхом и, как правило, имевших оружие, годившееся как для защиты, так и для нападения. Можно ли в действительности заставить подобную личную охрану соблюдать обет молчания, посты, правила воздержания, короче говоря, монастырскую чистоту нравов? Представим себе, как это шумное воинство «солдат Господних» наводняет города и деревни. Им придает силу сознание своей миссии, их оправдывает снисходительность их «генерал-аншефа» (об этом свидетельствует биограф Одилона). Конечно, они не ведут, как это сказано в поэме Адальберона, войн с сарацинами. Но повсюду, где они проезжают, покуда их аббат делает выговор сильным мира сего или инспектирует деятельность светских прелатов, они дают урок каноникам, жителям епископских городов, всем вокруг. Они становятся невыносимы. Разражаются скандалы, которые иногда, как в случае Ла-Реоли, перерастают в кровавые стычки.
«Не просто выдумка все то, о чем пишу», — утверждает Адальберон в своей поэме. Можно поверить, что он был не совсем неправ.
Когда он писал? Он стал епископом Лана в 977 году и говорил, что «состарился, нося епископскую митру». Одилон стал аббатом Клюни в 994 году. Роберт взошел на престол в 996-м. Несомненно, прошло много лет, прежде чем аббат стал «королем», «генерал-аншефом», как его называет Адальберон, и прежде чем король начал вести политику безоговорочной поддержки Клюни, столь возмущавшую епископа. Признаем, что поэма никак не могла быть создана до 1000 года и, возможно, появилась около 1000 года. В любом случае она была написана уже после синода, созванного архиепископом Реймским. Мы не станем утверждать, что в XI веке уже не оставалось монахов, похожих на тех, кого считали необходимым «исправлять» в 980 году, однако отметим, что в поэме Адальберона отражено другое отклонение от монастырского уклада, характерное для более позднего времени. Напомним, что в 972 году аббат Майель, путешествуя через Альпы, не имел при себе эскорта, способного защитить его от сарацин. Из этого можно заключить, что подобные эскорты, возможно, потребовавшиеся именно в результате происшествий такого рода, были учреждены Одилоном.
Учитывая это, все же воздержимся от того, чтобы признать в гротескно изображенном Асцелином монахе типичного монаха Клюни. Этот образ — и притом с большим преувеличением — относится только к небольшому числу монахов, которых служба аббату во время его путешествий уводила из стен обители. Теперь же нам пора вернуться к серьезному разговору и нанести обстоятельный визит в крупные монастыри ордена.
Глава XIV ВСЕ О ДОБРЫХ МОНАХАХ
Намереваясь описать монахов, достойных своего звания, — а их во времена 1000 года становилось все больше, — следует еще раз задать себе вопрос: почему монахов было так много?
Привлекательные стороны монастырской жизни
Очевидно, среди монахов были такие, кто стремился к идеалу истинной монастырской жизни и пришел туда по призыву Бога. Но повторим: они, скорее всего, составляли немногочисленную элиту. Большинство же, видимо, подчинялось какой-то социальной необходимости.
В отличие от
В монастырях, приведенных в порядок реформой, не было принято роскошествовать в еде, однако в необходимом недостатка не было: страха перед завтрашним днем там не знали. Но было и еще кое-что: посреди беспорядочного и неистового мира монахи представляли собой организованную, дисциплинированную силу, руководители которой знали, чего хотели. Духовные мотивы, очевидно, присутствовали в 1000 году, как и в любую другую эпоху; но поскольку тогда было так много монахов, мы можем предположить, что и эти два более земных мотива играли не последнюю роль. Эти мотивы похожи на те, которые заставляют многих из наших современников заниматься общественной деятельностью. Большинство привлекают спокойствие и безопасность этого занятия. Лучшие же стремятся научиться управлению и с честью служить народу. То же происходило с монахами Клюни: они не страдали от голода, у них было чувство принадлежности к хорошо организованной, могущественной системе, в которой тот, кто имеет способности, может найти возможность для плодотворной деятельности в христианском мире.
Тем не менее им приходилось подчиняться весьма суровому уставу.
Распорядок дня клюнийского монаха
Устав Клюни хорошо известен. Это бенедиктинский устав, составленный в VI веке святым Бенедиктом Нурсийским и дополненный при Карле Великом святым Бенедиктом Анианским. Но о том, что касается монахов Клюни, мы знаем гораздо больше. Клюнийские обычаи детально описывались до 1000 года при аббате Майеле. Еще более подробные тексты на эту тему составлялись в течение всего XI века. Известен так называемый «Устав Фарфы», названный так потому, что рукопись была найдена в итальянском монастыре, носящем это имя. Эта рукопись датируется 1042-1043 годами. Устав монаха Бернарда относится приблизительно к 1063 году, устав монаха Ульриха — к чуть более позднему времени. Сравнение этих текстов показывает, что монастырский распорядок мало изменился в течение этого периода.
Эти ценные документы тщательно изучались. Например, их анализировал чуть более 40 лет назад Ги де Валу в своем ученом труде «Клюнийское монашество». Черты, которые он выделил, относятся не только к монахам самого Клюни, но и вообще ко всем монахам многочисленных монастырей ордена, а также к тем, кто, не присоединяясь к ним непосредственно, следовал примеру их реформы.
Итак, нам есть на чем основывать свои представления о жизни монахов Клюни в их узком кругу, об их повседневной жизни. К сожалению, это невозможно сделать в отношении всех остальных слоев населения, живших в 1000 году. Так, может быть, стоило бы, ради равновесия, слегка сократить рассмотрение того большого количества материалов о монахах, которым мы располагаем? Однако помимо того, что было бы жаль еще более обеднять пейзаж, и без того скудный конкретными данными, интересно также то, что в их жизни было немало аспектов (а также повседневных предметов), характерных не только для монашеского быта. Их контакты с остальной частью населения, уже рассмотренные в главе о благотворительной деятельности, но принимавшие также другие формы, позволяют получить представление и о повседневной жизни мирян. Короче, все говорит в пользу необходимости активно воспользоваться счастливо сохранившимися документами.
Согласно бенедиктинскому уставу монахи, если они не были заняты благотворительной деятельностью, описанной в одной из предыдущих глав, должны были делить свое время между трудом и молитвой. Бернон, основатель Клюни, решительно отдавал предпочтение молитве, будучи верным в этом вопросе духу поучений святого Бенедикта, который говорил: «Ничто не должно быть первее службы Богу». Речь здесь идет не об отдельной молитве, читаемой каждым монахом, а о молебне всей общины целиком, о «хвале», возносимой Богу на всех литургических службах. Службы отмечали время дня и ночи. Песнопения и чтения, которые их составляют, были почти единственными звуками, слетавшими с уст монахов, ибо большую часть времени они должны были проводить в благочестивом молчании.