Повседневная жизнь российского спецназа
Шрифт:
— Игорь, ну вдруг с тобой что-то случится? — растерянно повторяла Оксана.
— Ничего со мной не случится, я же служил в Афганистане. По сравнению с Афганистаном — это ерунда. Я вернусь обязательно.
Он был так уверен, что уверенность передавалась и Оксане. Но хватало ее ненадолго. Хоть и не верила она в предчувствия, однако на душе было тревожно. Перед самым его отъездом Оксана сказала:
— Я все-таки тебя не отпущу. Поеду в отряд, скажу, что у тебя двое маленьких детей, и тебя не отправят.
— Ладно, — как-то сразу согласился Игорь. — Мне надо к маме съездить. Давно у нее не был.
Оксана заметила, что он собрал большую сумку.
— Зачем это? — насторожилась она.
— Да тут я кое-какие старые вещи собрал. Мама хотела соседям отдать.
Игорь очень хорошо относился к матери. Трогательно, трепетно-нежно. Когда Игорь познакомился с Оксаной, он всегда в разговоре упоминал какую-то Наташку. Оксана думала, что это его сестра. Так и сказала своим родителям, что у Игоря есть сестра — Наташа. Но когда Игорь повез знакомить Оксану со своими родителями и когда его мать вышла во двор навстречу, он обнял ее, закружил:
— Это моя Наташка.
Он сам покупал ей вещи — красивые кофты, новые сапоги. Его заботило все, что касалось матери. Поэтому Оксана не удивилась, что Игорь едет к Наталье Федоровне, да еще с такой сумкой.
Игорь позвонил Оксане за пятнадцать минут до отхода поезда. Она уже не успевала приехать.
— Сейчас отходит поезд. Так будет лучше, — сказал он.
— Игорь, так же не делается! Я тебя даже не поцеловала на прощание.
— Не волнуйся. Все будет в порядке. Я приеду на место и еще раз позвоню. Вообще, постараюсь звонить как можно чаще.
Он сдержал свое слово. Звонил каждую неделю. Успокаивал, говорил, что купаются, отдыхают в перерывах между дежурствами. Все спокойно, нормально.
В очередной раз Игорь позвонил в сентябре. А через четыре дня после его звонка Оксана не могла заснуть ночью. Места себе не находила. Выходила на балкон, курила, но беспокойство так и не прошло.
А на следующий день раздался звонок в дверь. Оксана посмотрела в глазок. Увидела несколько бородатых мужчин.
— Кто там? — спросила она, обмирая от предчувствия, но не веря, отгоняя от себя подозрение.
— Это из отряда.
— Удостоверение покажите. — Оксана не хотела их пускать, не хотела впускать эту новость в свой дом.
— Вы детей уведите куда-нибудь, — попросили омоновцы, когда она их все-таки впустила.
Она уже все поняла, отвела детей в маленькую комнату и все равно еще не верила.
— Оксана, вашего мужа Романова Игоря Сергеевича…
Дальше она уже не слышала. Погиб?! Оксана улыбалась и повторяла:
— Такого не может быть, такого не может быть…
— Давайте мы вам укольчик сделаем. — Омоновцы приехали со своим доктором.
— Не надо укола! — Тут уж она расплакалась.
— Вам нельзя одной оставаться! Вам есть куда поехать?
— Да, у меня мама недалеко живет, — сказала Оксана.
— Мы сейчас поедем во Внуково забирать тело.
— Возьмите меня с собой. — Она не верила, что это он.
Оксану отвезли к матери, но, оставив у нее детей.
Оксана вернулась домой. Она хотела побыть одна. Не могла ни с кем говорить, никого видеть. Лежала в комнате, задернув шторы, и молчала.
Пришел Володя, с которым Игорь вместе служил в Афганистане, и после разговора с ним в душу Оксаны закрались сомнения, проснулась слабенькая надежда. Вдруг ошибка? Вдруг это не Игорь погиб? Володя рассказал, что в Афганистане так часто бывало — говорили, что человек погиб, а оказывалось, что это не он. Может, так произошло и с Игорем? Надежда вспыхивала и угасала, потом снова возрождалась. Так было до дня похорон. Оксана знала, что у Игоря было смертельное ранение в голову, она боялась, что ей не покажут его.
Она увидела Игоря. Он лежал с открытыми глазами, и капельки влаги покрыли его лицо.
— Посмотрите, он же вспотел! Ему там жарко! — воскликнула Оксана.
Она и понимала и не понимала… Оксана несколько раз теряла сознание.
Ни с кем не посоветовавшись, Оксана решила ничего не скрывать от детей, хотя Сереже было пять лет, а Кате — четыре года. Сергею показали отца…
Океана осознала все только тогда, когда на кладбище раздался залп салюта. Все. Игоря похоронили, его больше нет…
Сережа после похорон вдруг совсем перестал говорить. Он полгода молчал, потом начал говорить, но при этом сильно заикался. Три года учился говорить заново. Он совсем не плакал, как и Оксана, держал все в себе.
Катюша наоборот. Она обнимала фотографию, где папа был снят вместе с ней и братом, и плакала. Когда Оксана пыталась ее утешить, она кричала:
— Не мешайте, выйдите все, видите, я по папе грущу!
А потом вдруг по вечерам Катя стала ходить по квартире, как будто держа отца за руку, говорила ему что-то непонятное. Оксана испугалась, когда увидела это.
Врачи ругали ее за то, что она сразу сказала детям правду. Они объяснили, что у детей это реакция на перенесенное горе.
А сама Оксана погрузилась в себя. Оставалась все больше одна. Довела себя до нервного истощения. Попала в больницу, когда уже не могла самостоятельно передвигаться, похудела до двадцати пяти килограммов. Ушла с работы в налоговой инспекции, отчасти и потому, что там знали о ее горе и сочувствовали. Ей было больно каждый раз от напоминаний, от этой жалости.
Мать Игоря не смогла пережить потерю любимого сына. Из-за нее Оксана решила хоронить Игоря в Веденском районе, поближе к матери, а не в Одинцове, где жила сама. Через полгода после похорон у Натальи Федоровны нашли рак в последней стадии. Лечиться она не стала. Но раньше, еще не зная о том, что у нее рак, сказала Оксане: