Повседневная жизнь российского спецназа
Шрифт:
Но кроме интересных и полезных занятий, участников привлекают в водолазных байкальских сборах возможность личного общения в спокойной обстановке и обмен индивидуальными наработками и опытом. Во время такого общения рождаются настоящая дружба и водолазное братство.
Проводятся совместные учения омоновцев с другими спецподразделениями, постоянно отрабатываются приемы и навыки захвата вооруженных преступников в здании, на катере, в автомашине. Бойцы проходят подготовку по предотвращениям массовых беспорядков в черте города, в зданиях вокзалов и портов. Чтобы бойцы не утрачивали навыки меткой стрельбы, два раза в неделю проводятся стрельбы из автомата и ПМ.
Отдыхают собровцы и омоновцы так же, как и все. Стараются провести все свободное время с семьей. Если есть путевка, едут на море, в дом отдыха или санаторий.
Дни рождения бойцов — это тоже отдых, для души. Отпраздновать день рождения — дело святое. Эти дни всегда помнят, даже если сотрудник уже уволился или перешел в другое подразделение. И в день рождения отряда собираются все — и те, кто продолжает служить, и ветераны, к которым относятся с большим уважением.
Может, больше других любят спецназовцы охоту и рыбалку, потому что им, привыкшим к оружию, азарту, эти виды отдыха особенно по вкусу.
Что может быть лучше, когда прошли первые затяжные осенние дожди и деревья оголились. В лесу сыро, и с паром преющих коричневатых листьев поднимается запах осени и грибов.
Вот скоро и озеро. Влажная почва продавливается под ногами, ружье за плечами. Совсем тихо, только мягко чмокает земля, а оставшиеся следы потихоньку затягивает рыжей водой. Сейчас покажутся сухие желтые камыши и свинцовая поверхность озера. Тут, в камышах, утки.
Тишина оборвется выстрелами, утиным криком и возгласами охотников. Потом будет костерок на берегу. Медленно поплывет над озером дым от сырых веток. Из серого неба замельтешит мелкий дождь, но от него осенний лес станет только красивее и запахи острее…
Другие спецназовцы — завзятые книгочеи, третьи — коллекционеры, четвертые хорошо, талантливо рисуют. Кто-то пишет стихи или прозу. И неплохо пишет. Среди них — один из героев нашей книги, прапорщик Евгений Герасимович (см. очерк «Военные пути снайпера»).
Евгений Герасимович
Примета скорого отъезда — белеющие на кроватях матрасы. Их вид вызывает одну-единственную ассоциацию — что-то должно завершиться. И уже раскручивается в душе спираль, как винт вертолета, и слышишь тихий посвист — в дорогу! В дорогу! Ты проходишь по комнате, где провел столько времени и куда, быть может, никогда не вернешься. Все вроде бы знакомо, но что-то режет глаз — непривычное, от чего давно отвык — это, конечно, рюкзаки. Они дождались! Они вылезли из своих укромных гнезд под кроватями, из темных пыльных углов и выстроились рядком, упитанные, как молодые кони. Они тоже шепчут: пора! Пора! И забытая кем-то кружка на столе, выкатившаяся откуда-то пустая бутылка — они все кричат: закончилось! Закончилось! Все эти беззвучные голоса сливаются воедино, и вздымается вихрь, который подхватит и закружит прожитые дни, как листья, разбросает их, и откроется путь, на который ступишь без сомнения. В этот самый момент можно ощутить, почти что руками потрогать, как заканчивается этап, этап жизни, приключение… И ты в очередной раз переступишь порог, шагнешь в новое, и можно задержаться на секунду, смакуя, как вино, рождение новой реальности, которой ты не принадлежишь пока, но вот-вот шагнешь в ее объятия. И грустно, и радостно в этот момент одновременно.
4.09.2001 г.
Третий год подряд Он не видел осени. Каждый раз говорил себе, что в этом году уж точно никуда не поедет, что времени будет достаточно, чтобы насладиться осенью. Отдохнуть. Может быть, написать книгу. Но все складывалось иначе. Он уезжал в конце лета, сразу после того, как краснела рябина и появлялись желтые листья, самые первые и редкие. А возвращался зимой, когда уже ложился снег.
Каждый раз Он обманывал себя, обещая вернуться вовремя — к середине октября, но обстоятельства были сильнее Его. В глубине души Он и сам не верил, что успеет, и все же продолжал надеяться.
Уже в начале августа, улавливая запах осени, пока еще очень слабый, Он мог отыскать самые первые ее приметы. Ближе к сентябрю осень нагоняла Его и накрывала с головой, и тогда Он мог явственно увидеть все ее этапы.
Виделось Ему небо, ярко-синее, вновь напитавшееся синевой, взамен выгоревшего, летнего. Оно было глубоким и чистым, без единого облачка на рассвете. Таким же ярким оно отражалось в реке, и непонятно было, где заканчивается вода и где начинается небо. А еще в реке отражались высокий берег и лес, золотой, с пятнами алых кленов — это золото Он ценил больше всего. Видел и ночной костер, и утренний иней на траве, и первый тонкий ледок, покрывший лужи, и затвердевшую грязь, и лесные дорожки, сразу ставшие чистыми и просторными. Чудился Ему запах оврагов и прелой листвы, виделась утренняя хмарь предзимья. Все это пролетало перед глазами в один миг, стоило лишь на секунду их закрыть.
…А когда самолет заходил на посадку, Он не смотрел в иллюминатор, потому что в глубине души еще жила шальная и сумасшедшая, абсурдная надежда на то, что Он все-таки успел и у Него будет хотя бы один день осени. Но двигатели смолкли, и откинулась рампа, а в лицо Ему дохнул стылый зимний ветер и бросил пригоршню колючего снега, убивая последнюю надежду на чудо. В этот момент Он окончательно понял, что опоздал…
10.09.2001 г.
Он сидел в лесу возле костра. Настала поздняя осень, и уже облетела листва с огромных дубов. Было очень тихо, только дрова в огне потрескивали. Небольшое озеро у Него за спиной отражало ярко-синее осеннее небо. Близился вечер, но лес был слишком светел, и приближавшимся сумеркам пока не за что было зацепиться.
Человек щурился, глядя на огонь. Он не спешил и был предоставлен самому себе. Он успел уже забыть это чувство и теперь с удивлением пробовал его на вкус.
Он многому удивлялся в этот день. Надолго задержался возле озера, увидев в нем свое отражение. Лесное зеркало отразило худое лицо, еще молодое, но уже с морщинами возле глаз и над переносицей. Впервые за долгое время Он пристально вглядывался в свое лицо, и оно напоминало ему кого-то с детских фотографий. Но был это тот человек или кто-то другой, Он почему-то не хотел вспоминать. Он пытался оценить его, словно встретил чужака и не знал, что от него ждать. «Забавно, — подумал Он, — брать в попутчики свое отражение, которое может выкинуть какой-нибудь фокус».
Многое казалось Ему странным, и даже то, что этот осенний лес был на удивление уютным, а тепло костра словно согревало его. Кроны дубов, соприкасаясь, создавали видимость огромного зала, и этот зал был для человека домом.
Мысль эта была настолько проста, что Он, после всей суеты последних месяцев, боялся спугнуть ее, боялся разорвать тоненькую нить, протянувшуюся между ним и лесом. Да и связь эта была тонка. Но только она давала человеку силы и отдохновение. Сидя среди деревьев и глядя на рыжее пламя, Он чудесным образом растворялся в осеннем лесу и обретал свое место.