Повседневная жизнь российского спецназа
Шрифт:
Корнев не выпивал и не гулял с ребятами. Он опять держался немного особняком. Все думал о доме. Чем будет заниматься, когда вернется? Корнев привык все взвешивать, не решать ничего спонтанно. Может, это и спасло его от той неприкаянности, которой страдали многие ребята-«афганцы», возвращаясь к мирной жизни.
Вячеслав считал символичным то, что перед армией он отдал однокашникам по школе живописи и свой этюдник, и все кисти, и краски. Способности есть, но при этом нет призвания.
Еще в поезде, добираясь с товарищем из Душанбе в Москву, Корнев подумывал о работе в милиции. Он искренне и серьезно хотел бороться с преступностью. Служба и война только закалили его характер.
Удары кувалдой в железную дверь. Один, другой, третий… Грохот на весь подъезд. И дверь вышибить, и отвлекающий шум создать. Отвлечь внимание преступника от окон. Трое бойцов СОБРа с альпинистским снаряжением спускаются с крыши семнадцатиэтажки на четыре этажа вниз. Тихо, через балкон. А другие лупят кувалдой в дверь.
Лица под масками горят от жары. От звонких ударов закладывает уши. До штурма капитан Корнев пробежал по этажам. Звонил соседям, хотел узнать у них планировку квартиры. Он вернулся к своим ни с чем.
— Вот зараза! Не пускают. В глазок смотрят и делают вид, что дома никого. Придется вслепую идти.
Он держал наготове пистолет, поправлял бронежилет. Вот сейчас дверь рухнет, а за ней, по сведениям оперативников, несколько бандитов. Квартира «общаковская». Там хранятся преступные деньги. О такой квартире редко удается узнать операм. Обычно о ней знает только узкий круг лиц — преступников. А еще там живет «смотрящий». Деньги охраняет.
Кто-то стоит теперь под дверью с оружием и готовится стрелять в первого забежавшего собровца. Не успеют ребята проникнуть через балкон и его обезвредить — Корнев, который вбежит первым, может поймать пулю в упор.
После одиннадцатого удара дверь вылетела. Бандит, уже обезвреженный, лежал на полу. Он оказался в квартире один. Тот самый «смотрящий», который охранял общаковские деньги.
— Стоял, гад, под дверью, с пистолетом, — сказал Корневу один из бойцов, который забирался в квартиру через балкон. — Нас с балкона он не ждал.
Горы, ночь. Все как десять лет назад. По старой памяти боевиков «духами» кличут. Крепко Афган во многих засел. Но для капитана милиции Корнева — это совсем другая война. Дома теперь ждут Наташа и сын Кирилл. Два родных любимых человека.
Первая командировка — октябрь — декабрь 1999 года. Ввод войск в Чечню. Старогладовская станица. Хлебозавод и на его территории бывшее общежитие стройотряда. Здание хлебопекарни, одноэтажное, десять на восемь метров. Восемьдесят человек собровцев теснились в этом помещении. Зачистки снова и снова. Оружие, брошенное просто так и запрятанное боевиками в схронах. Обстрелы собровского ПВД. Картинки в памяти — калейдоскоп. И картинки так быстро менялись, что детали уплывали, как будто нечеткое изображение.
На некоторое время домой, к родным. Новый год вместе с женой и сыном. Но лишь до конца февраля удалось побыть со своими. Вторая командировка. И снова Чечня.
Два-три дня собровцы перемещались к Грозному. Выбирали место для нового ПВД. Остановились в Октябрьском районе, в больничном здании. Командировка у Корнева была до 29 апреля.
Корневы жили теперь в своей квартире, которую получил Наташин отец, бывший военный. Если бы он не отдал квартиру молодой семье, дочери, так бы и мыкались.
Были отчаяние Наташи, и слезы, и просьбы отказаться от командировок в Чечню.
— Я не хочу так больше. Ночью совсем спать не могу. Таблетки не успокаивают. Встану и брожу по квартире. Одна. Поглядишь на Кирюшку, а он так на тебя похож Сил нет смотреть.
— Но я же приехал. Теперь я тебе и по дому помогу. Ты же знаешь, я все умею. Не люблю только две вещи, — улыбнулся Вячеслав, — чай заваривать и одеяло в пододеяльник вставлять.
— Да, ты у меня мастер на все руки. Я больше никуда тебя не отпущу. — Наташа крепко обняла его. — Мы с Кириллом тебя не отпустим…
Эти фразы так и звучали в памяти Корнева, когда он вылетел в свою третью командировку в апреле 2001 года. И эти слова, и гибель трех товарищей за вторую войну — Казакова, Гурова и Матвеева…
Жили собровцы будто под топором. Минная война. Фугасы разного действия — радиоуправляемого, нажимного — на выбор. Поставить — дело недолгое. Боевики или сидят на безопасном расстоянии, или уходят вовсе. И деньги за каждый подрыв получают.
За 1999 год Корнева наградили орденом Мужества, а за командировку 2000 года представили к медали «За отвагу». В мае, когда был еще в Грозном, он получил звание майора.
Каждым утром, рано, собровцы на операции. Искали мины, схроны оружия в заброшенных домах. С ними ходил кинолог с овчаркой по кличке Тагир.
Рядом школа и пустырь. По пустырю шли двое мужчин. Ссутулившись, они двигались в сторону улицы Нахимова. Корнев окликнул их. Они нехотя остановились.
— Предъявите документы, — потребовал он.
— Нет у нас с собой. Дома забыли. Мы местные.
Собровцы связались с комендатурой Октябрьского района и передали туда этих двух для выяснения личностей.
«Может, они и мирные, а может, только из Чернореченского леса вышли, — думал Корнев, возвращаясь на ПВД. — Их вспугнули, они все побросали, поэтому и без документов. А вообще, у всех боевиков документы лучше наших. Паспорта на новеньких российских бланках. Я, милиционер, до сих пор не сменил паспорт. Бланков в области нет. Хожу с потрепанным, советским».
С жалобами на боевиков приходили отчаявшиеся местные.
— Так надоела война. Все вокруг стреляют, — со слезами говорила пожилая женщина. — Когда это кончится?! Ходят в лесу, я их видела, и днем, и вечером.