Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта
Шрифт:
Были и такие места, куда венцы ходили, чтобы услышать импровизаторов. Одной из специфических особенностей начала XIX века была чрезвычайная популярность поэтов, готовых мгновенно сочинять стихи на темы, предлагавшиеся кем-нибудь из зрителей. Такие произведения часто бывали очень длинными и порой по-настоящему прекрасными, как, например, песни г-жи де Сталь в устах ее Коринны. {14} Из Замогильных записокмы знаем, что Шатобриан приглашал импровизаторов, чтобы придать изюминку вечерам в своем римском посольстве, а Ганс Христиан Андерсен сочинил превосходный роман, {15} главный герой которого был итальянским импровизатором. [36] Италия была родиной этих удивительных виртуозов, от которых изысканное общество было без ума; очаровывали они также и посетителей публичных заведений. Вероятно, успех импровизаторов распространился
36
Перевод на французский язык этого очаровательного произведения вышел в свет в издательстве Альбен Мишель. Примеч. авт.
Будучи служащим страхового общества и получая за работу очень мало, Заутер решил укрепить свой бюджет, распевая по питейным заведениям блестяще импровизированные тут же злободневные куплеты. Он пожинал при этом восторженные аплодисменты, несколько крейцеров и бесчисленные бокалы вина, за короткое время разрушившие его здоровье. В грязной одежде, почти в лохмотьях, в заляпанной грязью обуви и с какой-то тряпкой на шее вместо галстука, он очаровывал своих слушателей насмешливым добродушием, с которым смеялся над собой и над своим нелепым нарядом. Этому шутнику с причудливо-странной физиономией, напоминавшему своими повадками героя сказок Гофмана, этому неистощимому забавнику было суждено умереть от холеры, унесшей множество жизней в трагическом 1854 году. Большинство его стихов, разумеется, нигде не публиковалось, поскольку рождались они в запале устной импровизации. Некоторое время они сохранялись в памяти слушателей, потом забывались и ими, но все же некоторые из них сохранились, в основном это чисто венские по характеру и талантливости стихи, вдохновленные «кабацкой музой». [37]
37
Собраны Вильгельмом Бернером, опубликованы издательством Анценгрубер. Примеч. авт.
Певцы и певицы, скрипачи, музыканты, игравшие на цитрах, акробаты и фокусники развлекали посетителей пригородных кабачков и «садовых кафе», где проводили свой досуг добрые венцы. Поскольку комкать свой отдых не было принято, то, не имея времени на отнимавшую целый день поездку в Венский лес, они усаживались под деревьями или в тени увитых зеленью беседок, которые в самых скромных заведениях заменяли цветами в горшках, закрепленных на палках разной длины.
Прогулка в общественном парке, неизбежно прерывавшаяся остановками в очередных питейных заведениях, была для венца почти ежедневной потребностью. За отсутствием заросших тропинок Венского леса эту настоятельную потребность австрийцев в общении с природой удовлетворяли посыпанные песком аллеи и лужайки Пратера, Аугартена и Фольксгартена. Отмечая в своих Мемуарах [38] эту характерную привычку, граф де Сент-Олер заносит ее в актив жителей Вены. «Для всех классов населения традиционно привычны прогулка, музыка и танцы на открытом воздухе, всегда сопровождающиеся хорошим столом. По окончании рабочего дня, как бы мало у него ни было для этого времени, каждый ремесленник из пригорода снимает рабочую одежду, надевает приличный костюм и отправляется с женой и детьми в один из бесчисленных ресторанчиков, рассеянных по цветущему раздолью орошаемых Дунаем угодий, чтобы съесть жареную курицу. На городских бастионах и на склонах венских холмов обосновались более ухоженные заведения для горожан среднего достатка и зажиточных рабочих; в общественных парках, охватывающих город зеленым кольцом, вдоль аллей гнездятся ларьки с прохладительными напитками и более солидные заведения, в которых можно перекусить. В центральной части каждого парка имеется обширная танцевальная площадка. Оркестрами, игравшими на таких площадках вальсы и отрывки из опер, не гнушались дирижировать Штраус и Ланнер.
38
Souvenirs de mon Ambassade `a Vienne(1832–1841), publi'es par Marcel Thi'ebaut, Calmann-L'evy, Paris, 1927.
Бесконечно очаровательна эта толпа мужчин и женщин всех возрастов, спокойно радующихся жизни и явно довольных судьбой. Никогда никаких эксцессов, ни малейших беспорядков, лишь едва слышен стук ножей о тарелки. Каждый негромко переговаривается с соседом, гуляющие церемонно движутся по двое вокруг ограды танцевальной площадки; время от времени пары, нарушая спокойный ритм этого движения, выходят из стройных рядов и погружаются в водоворот танцующих, чтобы сделать несколько туров вальса с пылкостью, которой окружающие не могли бы ожидать, видя их строгие манеры и серьезное выражение лиц».
Это нетерпеливое стремление поскорее уйти из города, поражающее приезжих и владеющее поголовно всеми горожанами, является одной из очень специфических черт характера венцев. Главной причиной этого ежедневного исхода за город или в парки является любовь к природе, а также желание посвятить хотя бы часть дня чему-то, не связанному с профессиональными занятиями, желание разорвать последовательность рутинных дел. Жителю Вены прекрасно удавалось урвать какое-то время для спасительного отдыха, чтобы расслабиться, снять напряжение, для всего того, что психиатры называют «отключением». Венец возвращался домой со своей прогулки в зелени парка освежившимся, с обновленным взглядом, радуясь всему тому, что увидел изящного и прекрасного, вдоволь надышавшись чистым воздухом.
Потребность в чистом воздухе была признана настолько законной во всех классах общества, что никакие протокольные условности, никакие приоритеты не влияли на течение этой радостной толпы в направлении Пратера, особенно летом, когда никому и в голову не пришло бы оставаться дома по окончании повседневной работы. В массе пешеходов и экипажей каждый знал свое место. Сент-Олера восхищала эта дисциплина, которой он, вероятно, не встречал больше нигде. «В мае и июне, после пяти часов пополудни, жители этого города, как всегда изменившие на лето время обеда, спешат уйти из своих печальных жилищ; все улицы, кончающиеся у Красной Башни, буквально забиты экипажами, мужчинами и женщинами верхом на лошадях. Вереница колясок, начавшаяся у небольшого моста через Дунай, не прерывается на всем протяжении Егерцайле и кончается только у ворот Пратера. Экипажи двигаются в одну линию со скоростью пешехода, и ни один из них не должен выезжать из колонны. Привилегий нет ни для кого. Я сам видел, как император с императрицей, соблюдая это правило, после долгого ожидания отчаялись попасть до позднего вечера в Пратер, отказались от своих намерений и свернули к Хофбургу». Происшествия, подобные тому, в котором дочь русского посла оказалась виновницей несчастного случая, были настолько редки, что французский дипломат возвращается к нему как к совершенно исключительному событию на протяжении всех своих воспоминаний и рассказывает при этом о необычных перипетиях судебного процесса, восстановившего графа Эстерхази против городского совета. Они скрупулезно изложены в главе его Мемуаров, озаглавленной «Венские развлечения».
Берега Дуная, знаменитого «голубого» Дуная, который в действительности является голубым только в воображении Иоганна Штрауса — на самом деле у него, по крайней мере, в части, протекающей через Вену, цвет нефрита, и он довольно илистый, — также очень ценятся горожанами как места для прогулки. В распоряжение желающих совершить речную прогулку предоставлялись парусные или весельные лодки, и на причалах всегда стоял шум и царило возбуждение: в воздух взлетали ленты, слышались радостные возгласы и встревоженные оклики людей, потерявших друг друга в толпе. На других причалах разгружались баржи с телятами из Эннса, насмерть перепуганными за время пути, и с глиной, которая в больших количествах поставлялась на знаменитую венскую фабрику фарфора. Потягивая пиво, отдыхающие наслаждались этим колоритным и постоянно меняющимся зрелищем с балконов пивных.
Прогулочные парусники, расцвеченные всевозможными красками, с радостно хлопающими от ветра прозрачными парусами, были введены здесь в моду неким офицером, который, служа в Италии, пристрастился к неторопливому плаванию по озерам Ломбардии, а по возвращении в Вену перевез на Дунай и на Дунайский канал судостроительные мастерские то ли из Коме, то ли из Стрезы. Инициатива увенчалась полным успехом, и автор очень интересного путеводителя, знакомящего туриста с окрестностями Вены в радиусе двадцати лье, [39] сообщает, что число небольших судов и лодок на Дунае непрерывно возрастает, а речные прогулки становятся предпочтительным времяпрепровождением венцев: одни из них скользят по воде, увлекаемые свежим попутным ветром, другие же поднимают бокал вина или кружку пива за здоровье храбрых навигаторов, глядя на них с нависших над Дунаем террас питейных заведений. Ресторан У Золотой Розыв Нуссдорфе специализировался на блюдах из рыбы и раков, подаваемых в самом утонченном и самом впечатляющем виде. В дневнике Бойерле за 1829 год можно прочесть письмо одного читателя, превозносящего наслаждение, полученное им в «Золотой Розе». Он называет себя «другом добрых ресторанов нашей страны» и хвалит два больших возвышающихся над рекой балкона, прекрасный сад, отличную кухню, не слишком дорогое обслуживание и предоставленную посетителям возможность самим, в зависимости от собственной фантазии, выбрать себе на съедение рыб и раков в садке, в котором они плавают живыми.
39
Wiener Umgebungen auf zwanzig Stunden im Umkreise, 1835. Примеч. авт.
Тот факт, что венцы плохо представляли себе прогулку за город без пирушки, порой удивлял иностранцев. Книготорговец Николаи, чьи резкие суждения мы приводили выше, удивлялся тому, что после пяти часов пополудни все венские парки обычно полны рабочих. Он никогда не видел ничего подобного ни в своем родном городе Берлине, ни в других городах, где ему довелось побывать, и он подчеркивает, что эти славные люди теснятся вокруг играющих в шары, причем только в одном парке он насчитал тридцать восемь мест для этой игры. Собираются ли они вокруг солидного дубового стола или же сидят на корточках на земле перед расставленной на скатерти снедью, пишет Николаи, главное — они всегда здесь, «как если бы Господь создал их только для того, чтобы есть. В Баварии простой человек ест немало; в Швабии он ест много, в Швейцарии тоже, но нигде он не ест так много, как в Вене, где он считает, что достиг своей цели только тогда, когда наестся до отвала». [40]
40
Beschreibung einer Reise durch Deutschland, 1785. Примеч. авт.