Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта
Шрифт:
Получившего широкую известность Турка Мельцеля обессмертил Эрнст Теодор Амадей Гофман в своей знаменитой сказке Автомат, написанной в Дрездене в январе 1814 года. Во время одного из своих путешествий Гофман, несомненно, видел знаменитого «шахматиста» и другие впечатлявшие публику творения Мельцеля. Заинтересовавшись этим, как всем фантастическим и сверхъестественным, он выстроил вокруг фигуры Турка некую драматическую историю. Судя по его описанию заведения Мельцеля, можно сделать вывод, что венцы не без тревожного чувства входили в этот кабалистический кабинет, где восседал таинственный представитель Востока.
«Говорящий Турок, — пишет он, — был настоящей сенсацией и будоражил весь город. Стар и млад,
Мельцель начинал с конструирования механических «военных оркестров», от которых все сходили с ума в конце XVIII века и которые можно было услышать почти во всех замках; самый прекрасный и полный из таких оркестров сохранился до наших дней и находится в Шарлоттенбурге. Военные марши играли механические инструменты, скрытые в подобии барочного замка из позолоченного дерева. Как если бы в зале находился настоящий духовой оркестр, звучали трубы, барабаны и литавры, и даже порой стреляла пушка. В одном из таких «оркестров», предков современных ярмарочных шарманок, Мельцель ухитрился использовать до шестнадцати труб.
Превосходный музыкант и выдающийся инженер, Мельцель устроил в своем доме для развлечения гостей септет «роботов» — если позволительно воспользоваться современным термином, — которые отлично исполняли свои партии в очень сложных произведениях. Этот удивительный человек хорошо знал хирургию и умел изготовлять искусственные конечности для инвалидов. Искушенный во всех областях знания — в оптике, акустике, механике, — он однажды покорил венцев исполнением Времен годаГайдна в сенсационной декорации, изменявшейся по желанию оператора. Когда речь шла о зиме, валил снег, и зрители видели, как лавины поглощают хижины пастухов, летом лили дожди и гремел гром…
Этот одновременно наивный и изощренный аккомпанемент к знаменитому произведению вызвал, что вполне естественно, огромное любопытство, и имя Мельцеля уже не сходило с языка венцев. Однако многие подозревали его в черной магии, особенно после чудес, показанных им в день свадьбы Наполеона и Марии Луизы в 1810 году. Тогда он установил на балконе своего дома поющий автомат, распевавший нежные эпиталамы в честь молодых супругов; но его совершенно необъяснимым шедевром, обеспокоившим полицию и духовенство, было появление в темном окне этого же дома на Кольмаркте самой императорской пары: она периодически возникала в проеме окна, словно действительно находилась в доме волшебника, и приветствовала народ, который, естественно, не скупился на возгласы «виват», после чего пара исчезала так же тихо и торжественно, как и появлялась. Те, кто воочию видел живых императора и императрицу во дворце, были готовы поклясться, что именно они собственной персоной одновременно находились и в окне дома Мельцеля.
Среди диковинных замысловатых изобретений этого человека, который взбаламутил всю Вену и которого в иные времена, наверное, сожгли бы на костре вместе с его автоматами, был «секретер, совершенно самостоятельно себя защищающий»; о нем в 1829 году писала Театер Цайтунг. Речь шла об обыкновенном предмете мебели, вроде стола, но устроенном так, что любой, кто бы ни попытался открыть выдвижной ящик, не приведя в действие секретного устройства, был немедленно схвачен железными руками и не мог убежать, а в это время громкий сигнал тревоги, который тогда называли «музыкой янычаров», собирал людей вокруг злоумышленника. Один гессенский краснодеревщик, использовавший это изобретение Мельцеля, добавил к нему жестокое устройство: шесть пистолетов, которые должны были открыть огонь по неудачливому взломщику, если ему не удастся в течение пяти минут освободиться от железных объятий.
У Мельцеля был брат, возможно, еще более необыкновенный, чем он сам; о нем в Вене говорили, что он заключил договор с самим дьяволом. Он эмигрировал в Америку. Как писала Театер Цайтунгв номере от 2 августа 1829 года, сожалея о том, что это чудо не стало достоянием Вены, он показал в Бостоне оркестр из сорока двух автоматов, способный исполнять такие сложные произведения, как увертюры к операм Дон ЖуанМоцарта, ВесталкаСпонтини и ИфигенияГлюка, как подчеркивает газета, без единой ошибки…
Увлечение венцев механической музыкой казалось невероятным. Требовали, чтобы она звучала повсюду. Люди просыпались у себя в комнате под пение кукушки и хотели, чтобы все этапы распорядка дня отмечались звучанием определенной музыки. Часы с боем каждый час играли какую-нибудь серьезную мелодию, каждые полчаса менуэт, каждые пятнадцать минут гавот. Открывали ли вы шкатулку с рукоделием или коробку конфет, из них тут же лились гармоничные звуки. Из-под крышки табакерки выскакивала певчая колибри, звонко заливаясь песней каждый раз, когда кто-нибудь брал табак. Добавим к этому желание постоянно слышать музыку «в воздухе» — Bring forth your music into the air, [70] — приказывает один из персонажей Шекспира, и вот уже на деревьях и домах появляются эоловы арфы, которые в ответ на малейшее дуновение ветра изливают непредсказуемую мелодию, а грозовой ветер исторгает из них громкие стоны и трагические угрозы, хитроумно рассчитанные на то, чтобы взволновать романтические души.
70
Вознеси свою музыку к небу ( англ.).
Механические органы, создание которых требовало большого умения, привлекали к себе интерес самых крупных музыкантов. Сам Моцарт не погнушался написать несколько пьес для такого инструмента, в некотором роде предвосхитившего волшебство Мельцеля. Театер Цайтунгв 1830 году рекомендовала венцам — правда, неизвестно, с каким успехом, — кровать с музыкой, только что изобретенную швейцарцем Фирнгаммом. Кровать обеспечивала комфортный послеобеденный отдых и не давала дремать слишком долго. Так одновременно удовлетворялись чувство любви к комфорту и стремление к деятельности. Эта музыкальная кровать функционировала следующим образом: как только к ней прикасались, начинала звучать колыбельная, затем, когда на кровать ложились, начинали под сурдинку играть валторны, приглушенно приглашая вас погрузиться в сон, но ровно через час вдруг раздавалась такая оглушительная музыка, что, как бы крепко вы ни спали, вам оставалось только немедленно бежать с этого дивана, превратившегося в «музыкальный ад», напоминающий чистилище, изображенное некогда Иеронимом Босхом на створках триптиха, находящегося в Эскориале.
Владельцы кафе и развлекательных заведений завели у себя также «музыкальный бильярд», впервые появившийся в Лондоне у трактирщика Кловиса. Не знаю, довольны ли были этим меломаны, но мне кажется, что игрокам на бильярде он должен был скорее мешать. Судя по описаниям этого странного механизма в венских газетах, на протяжении всей партии звучали приятные, чарующие мелодии, но, когда кто-то из игроков допускал ошибку, аппарат начинал исторгать свист и хохот, высмеивая неловкого бильярдиста. Зато победителя механизм приветствовал звуками труб и литавр.