Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта
Шрифт:
Франц сохранял союз с Германией и с Россией, но некоторые немецкие государства: Бавария, Баден, Вюртемберг — были заодно с Францией, и это опаснейшим образом открывало дорогу Великой армии к воротам Вены. Газеты, пытавшиеся как-то смягчить серьезность положения, с грустью констатировали поражение союзников, капитуляцию генерала Мака в Ульме, вступление Наполеона в Мюнхен, его прибытие в Линц. Чувствовалась непосредственная угроза столице, и в Вене принялись спешно организовывать оборону. Со времени разгрома турок ни один иностранный захватчик не подходил к венским бастионам ближе, чем на расстояние пушечного выстрела, теперь же речь шла о значительных силах, окрыленных победой, обстрелянных в многочисленных кампаниях, вооруженных мощной артиллерией, против которой старые укрепления могли не устоять.
Консультанты-инженеры пришли к выводу о том, что самоуспокоенность, вызванная долгим отсутствием угрозы столице, а также присущая венцам беспечность привели к пренебрежению элементарными мерами
Приняв такое решение и желая избежать позора этого унизительного поступка, император Франц уехал в Ольмуц, где должен был встретиться с царем Александром. Из города были вывезены государственная казна, самые важные архивы, государственные бумаги и коллекции произведений искусства. Многие горожане, опасавшиеся, как бы вступление в город французов не стало сигналом к развязыванию террора, спешно покинули Вену, этот несчастный город, который удалось спасти от турок, но теперь предстояло сдать «варварам», ведь император Наполеон фактически олицетворял собой «коронованную революцию». Ушла из столицы и армия. В Вене осталась только гражданская милиция, которая должна была поддерживать порядок, если об этом вообще можно было говорить. Каждый в глубине души надеялся, что тиран примет капитуляцию. Это уберегло бы любимый город от ужасов оккупации и от ее неизбежных последствий — разграбления, пожаров, резни. В таком состоянии духа венцы ожидали возвращения своего бургомистра и городских чиновников, отправившихся в Пуккерсдорф для переговоров с Мюратом о сдаче города.
Речь, однако, шла не о безоговорочной капитуляции. Венские полномочные чиновники соглашались на капитуляцию только в случае, если победитель гарантирует защиту религии, а также общественных зданий, личности горожан и их имущества. Поскольку Мюрат отказался дать такие обязательства, делегация отбыла в Зигхартскирхен, где находился Наполеон. Последний проявил великодушие и принял условия венцев, после чего французские полки заняли исходные позиции для вступления в город, в который в течение столетий не вступала ни одна иностранная армия.
«Около полудня 13 ноября, — рассказывает Кралик, [83] — Мюрат и Ланн вступили в город через ворота Хофбурга во главе авангарда в пятнадцать тысяч солдат, двигавшихся в боевом порядке под звуки фанфар с развернутыми знаменами. Городская гвардия отдавала им честь. Французы очень быстро прошли через город по Кольмаркту, Грабену, площади Св. Стефана и мимо Красной башни, затем через Леопольдштадт и подошли к мосту Табор. Там еще находились австрийцы, готовые открыть огонь по деревянному мосту, как только увидят неприятеля. Но французы, использовав внезапность нападения, овладели мостом, а также артиллерийским парком за Дунаем, поставили, таким образом, под угрозу австро-русскую армию, которая вела арьергардный бой, и этим ускорили завершение кампании».
83
Histoire de Vienne. P. 305. Примеч. авт.
Итак, венцы получили возможность почти ежедневно наблюдать «корсиканское чудовище», которого так боялись. Наполеон галопом проскакал через город с эскортом из маршалов и адъютантов, обвешанных орденами и медалями. В начале оккупации он было остановился в Хофбурге, но, сколь бы безобидными ни выглядели горожане, он не чувствовал себя в безопасности в самом сердце неприятельского города и через несколько дней переехал в Шенбрунн, в тот самый Шенбрунн, где, чего он, разумеется, не мог предвидеть, проведет впоследствии последние годы своей недолгой жизни и умрет, охваченный унынием, его сын, король Римский. {32} Наполеон устраивал смотры, организовывал парады и шествия, посещал балетные, оперные и драматические спектакли венских трупп, к которым прибавилась целая толпа танцовщиц, актеров и певцов, прибывших из Парижа.
Эти спектакли всегда проходили в сопровождении одновременно напыщенного и суматошного церемониала, учрежденного Императором и сильно отличавшегося от смешения торжественности и простоты, характерного для австрийского двора. Венское общество, которому не хотелось сидеть в театре бок о бок с французскими офицерами, бойкотировало эти зрелища. Так, премьеру Фиделиов Театр-ан-дер-Вин 20 ноября 1805 года слушали одни французские офицеры, большая часть которых была, несомненно, совершенно равнодушна к музыке вообще. Шедевр Бетховена мало трогал их, хотя идеи этой оперы были как раз теми самыми, что вдохновляли революцию. Они с веселым любопытством указывали друг другу на большую, похожую на львиную, увенчанную взъерошенной черной шевелюрой с непокорными завитками голову композитора. Бетховен дирижировал с теми пылом и страстностью, которые овладевали им каждый раз, когда он поднимался к пюпитру. Этот романтический порыв смущал равнодушных и шокировал утонченных знатоков, ибо в наполеоновской армии были и такие. Говорили, что в Париже никогда не видели и не слышали ничего подобного. Что за забавный народ эти венцы!
Хотя характер венцев позволял приспосабливаться к любым ситуациям, даже самым затруднительным и неприятным, французская оккупация зародила в их душах очень неприятное чувство тревоги. Совместное проживание горожан и оккупантов вызывало трения между ними, и, хотя ни одна сторона намеренно их не провоцировала, они порой превращались в потасовки. В таких случаях Наполеон грозил бургомистру наложить на город тяжкие контрибуции и взять заложников, что поддерживало страх перед французами, порожденный еще в 1789 году. Потом, в начале декабря, была битва при Аустерлице, а в конце месяца был подписан Пресбургский мирный договор. Надолго ли?.. Никто не хотел задаваться этим вопросом. В середине января 1806 года император Франц и императорская семья вернулись в свой добрый город. «Они были встречены в Донаушпице конной гвардией и бургомистром. Предместья и улицы города, по которым проехал кортеж, были украшены, как на праздник Тела Господня, но только сосновыми и еловыми ветками. В Красной Башне собрался муниципальный совет. Кортеж прибыл в собор, где отслужили благодарственный молебен, после чего он направился в замок. Двумя днями позже венцы так же радостно приветствовали эрцгерцога Карла, возвратившегося из Италии с победоносной армией. Заявление императора позволяло надеяться на „подъем государства за счет развития настоящей культуры, поощрения разума, процветания национальной индустрии и восстановления доверия общества“. Власти ревностно занялись укреплением военной мощи. Городская милиция непрерывно проводила учения. Воспоминания об ужасах войны вызывали у венцев и венок замечательные порывы благотворительности». [84]
84
Kralik. Op. cit. P. 307. Примеч. авт.
Годы, когда французская армия, захватившая Австрию, по-хозяйски обосновалась в столице, стали одним из самых волнующих и самых тревожных периодов в истории Вены. Воспоминания о том времени, в частности, знаменитые произведения романистки Каролины Пихлер, дают весьма точное представление о царившем тогда состоянии умов. Венский оптимизм потерпел жестокое поражение. Венцы привыкли быть уверенными в том, что «все образуется», но опыт показывал, что не всегда «все образовывалось» так, как им хотелось, и не всегда в их пользу.
Их оптимизм был сильно поколеблен зрелищем Французской революции, которая, казалось, будет легко раздавлена земными державами при поддержке силы небесной. Революция же, наоборот, торжествовала, и даже такой император, как Наполеон, не в меньшей степени оставался якобинцем, попутчиком, а может быть, и другом Робас Боара, [85] который посеял такой страх, такой ужас в сердцах десятков тысяч Айпельдауэров. Горожан поражал внешний вид французской армии: необыкновенная форма гусар Мюрата, одетые под янычаров мамелюки [86] Гвардии (напоминание о ненавистных турках!), длиннобородые старые солдаты наполеоновской армии в мохнатых медвежьих шапках — все это являло собой зрелище, совершенно необычное для уличных зевак, привыкших к имперским солдатам, одетым в белое, розовое, голубое и нежно-зеленое обмундирование. Люди в изумлении передавали друг другу слухи о том, что некоторые наполеоновские маршалы, выступавшие в золоте, с плюмажами, и увешанные орденами, всего лишь бывшие трактирные гарсоны или мелкие ремесленники, заработавшие свои галуны на полях сражений. Фамилии у них были плебейские и не отличались благозвучием не в пример привычным для австрийских ушей именам генералов, напоминавшим о гербовнике империи. У венцев было в крови почитание всего того, что носит хоть какой-то титул, они с легкостью наделяли титулом фон, барон, превосходительстволюбого хорошо одетого господина, не интересуясь его родословной. Что, впрочем, не мешало и простонародью, и буржуа отлично разбираться в рангах и старшинстве аристократии и внимательно следить за всеми происходившими в знатных семьях событиями, а то и принимать в них участие.
85
Робеспьера. Примеч. авт.
86
Мамелюки(невольники) — воины, которые отличались прекрасной военной выучкой и особой жестокостью. Примеч. ред.