Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Брюнель-Лобришон Женевьева

Но надеждам южан не суждено сбыться. Эстафетную палочку Анонима перехватывает французский хронист Гильом де Пюилоранс [249] , клирик-латинист из окружения Фолькета, который с 1205 по 1231 год является епископом Тулузы. Если верить Анониму, склонному, как и многие его современники, к преувеличениям, бывший трубадур, ставший епископом, а потом и инквизитором, отправил на костер не менее «десяти тысяч» еретиков. Известно, что он благословил французов в битве при Мюре и оплакивал Симона де Монфора. В 1224 году Фолькет присутствует при отъезде сына Симона, Амори де Монфора, отказавшегося воевать за сохранение отцовских завоеваний и передавшего свои права на окситанские земли французской короне. Превратности судьбы не раз подстерегали Фолькета: тулузские консулы, которые уже в 1202 году действовали во имя «тулузской родины», вместе с жителями города четырежды изгоняли его из Тулузы. Когда Гильом де Пюилоранс около 1230 года поступил к нему на службу, епископ вновь держал в руках духовную власть в городе; вскоре он организовал там инквизицию.

249

Puylaurens Guillaume de. Chronique, 'ed. Duvernoy J, Paris, 1976.

В декабре 1228 года в Мо-ан-Бри начинаются переговоры, в результате которых 12 апреля

следующего года в Париже, на паперти Нотр-Дам подписывается мирный договор; как и его отец в Сен-Жиле, униженный и «примирившийся» Раймон VII подчиняется церковным властям и французскому королю. За ним временно сохраняются его владения, сократившиеся до размеров тулузского епископата; в этих куцых владениях он обязан разрушить все крепости, все укрепления принадлежащих ему замков. Впоследствии его облагают разорительной контрибуцией; деньги эти пойдут в казну инквизиции, официально установленную в 1234 году, и Тулузского университета, основанного в 1243 году. Раймон потерпел поражение, и не только он сам, но и его потомки: Жанна, его единственная дочь и наследница, еще мала, поэтому она будет воспитываться при королевском дворе до достижения брачного возраста, а потом ее отдадут замуж за Альфонса де Пуатье, брата короля Людовика IX, и земли Раймонденов перейдут к Капетингам [250] .

250

Bonnassie P. La capitulation de Raymond VII et la fondation de l’Universit'e de Toulouse 1229–1979. Un anniversaire en question, Toulouse, Publications de l’universit'e de Toulouse-Le-Mirail, 1979, 70 p.

Инквизиция и король

Таким образом, в Окситании устанавливается власть французских королей [251] . Создаются два сенешальства — Каркассоннское и Бокэрское; под контролем сенешаля Бокэрского оказываются бывшие владения графов Тулузских на правом берегу Роны. Соглашение, подписанное в Мо, а затем «ратифицированное» в 1229 году в Париже, признало за папами право на левобережные земли, расположенные к северу от реки Дюранса, в то время как на юге король Арагонский сохранял свои провансальские владения в том же объеме, какими они были в XII веке. Пройдет еще пятнадцать лет, прежде чем в Лангедоке окончательно угаснет надежда на возрождение его былой славы, а в 1244 году будет захвачено последнее пристанище катаров — замок Монсегюр. Только в этой неприступной крепости, построенной на скале в графстве Фуа, и в странноприимных домах Италии и Каталонии катары после альбигойского погрома могли чувствовать себя спокойно; в других местах им сразу же пришлось уйти в глубокое подполье.

251

Wolff Ph. «Le Languedoc royal», in Histoire du Languedoc, Toulouse, Privat, 1967, p. 197–233.

«Совершенные», мужчины и женщины, прячутся в домах простых «верующих», которым с тех пор, как передвижной трибунал инквизиции ведет расследования и выносит приговоры, приходится скрывать свои убеждения: каждый день изображать добрых христиан, а по воскресеньям покорных прихожан [252] . Инквизиция хватает тех, о ком ходят подозрительные слухи, на кого поступит донос от почтенных и достойных доверия граждан; доносы обычно рассматривает сам епископ [253] . Доносчики получают солидное вознаграждение: по две марки серебром в течение двух лет, а тому, кто схватит еретика, будет выплачиваться пожизненная рента в одну марку серебром (одна марка весит примерно двести сорок пять граммов). С теми, кто отрекается от своей веры или кто выдает другого еретика, обходятся менее сурово: имущество их конфискуется, их отлучают от Церкви, налагают покаяние, им предписывается пришить на одежду крест и уплатить большой штраф; однако им сохраняются жизнь и свобода. Наиболее непреклонных ожидает «тьма», то есть временное или пожизненное заключение с особо суровым режимом содержания. Для неукротимых же готов костер.

252

P. Нелли (Nelli R. Les Cathares… op. cit., p. 271–209) описывает подпольное существование катаров. См. также: Brenon A. Les Femmes cathares, Paris, Perrin, 1992.

253

Тулузский собор (ноябрь 1229), канон 18. Trad. Bonnassie P. (ref. note 23), p. 43–51 (d’apr`es Mansi, Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, t. XXIII, Leipzig, 1902, c. 194–204).

Сначала вести расследования доверяют соратникам Доминика [254] , братьям-проповедникам, которые впоследствии станут зваться доминиканцами. Затем инквизиция начинает назначать судей из мирян, которые станут вести следствие под руководством епископов и надзором монахов из нищенствующих орденов: доминиканцев или францисканцев; орден францисканцев был основан святым Франциском Ассизским [255] . Инквизиторы тащат на костер даже старцев, хватая их на смертном одре, выкапывают трупы умерших катаров или тех, кто по слухам исповедовал катарскую веру; подобное надругательство глубоко возмущает южан. Избыточное рвение и злоупотребление властью вредят общественному порядку и процветанию, а следовательно, величию государства и церкви. Начиная с 1247 года Людовик IX активно вмешивается в дела Юга, с конца XIII века южными делами начинает столь же активно интересоваться папа Климент V; король предпринимает шаги по удовлетворению жалоб и возвращению неправедно конфискованного имущества, папа старается умерить ставшие уже бессмысленными репрессии.

254

«Saint Dominique en Languedoc» Cahiers de Fanjeaux, n° 1, Toulouse, Privat, 1966.

255

«Le credo, la morale et l’Inquisition» Cahiers de Fanjeaux, n° 6, Toulouse, Privat, 1971.

Тем временем «усмирение» продолжается, а побежденные, но не сломленные южане пытаются оказывать сопротивление. Сын виконта Раймона Рожера, Раймон Тренкавель-младший, нашедший пристанище при дворе короля Арагонского, в 1240 году прибывает в Руссильон, затем в Корбьер, а оттуда отправляется осаждать Каркассонн, который защищают сенешаль и епископ Тулузский; во время осады погибают тридцать католических священников. Затем виконт со своими людьми запирается в Монреале. Он рассчитывает на поддержку жителей, выразивших свою солидарность с гонимыми катарами, и рыцарей- файдитов*,

у которых отобрали их замки; также он пытается вступить в контакт с английским королевским войском, которое поддерживает сеньор Лузиньянский. Раймон VII вступает в антифранцузскую коалицию, во главе которой становится граф де Фуа. Бывшие враги — Тренкавель-младший и Раймон VII вынуждены примириться. В мае 1242 года один из племянников Раймона сообщает отряду файдитов ( faidits), прибывших из Монсегюра под предводительством бывшего сеньора Мирпуа, что в Авиньонете, в графском замке остановились на ночлег инквизиторы и сопровождающий их отряд солдат, всего человек десять; и все десять были убиты, а записи их уничтожены. Мятежники возвратились в Монсегюр, а сенешаль Каркассонна начал готовить карательную экспедицию. Однако понадобится больше года, чтобы захватить неприступную крепость, которую укрепляли и обороняли не только проповедники-катары, но и обученные военному делу рыцари и наемники. Монсегюр капитулировал 2 марта 1244 года. Рыцари и их семьи получили прощение, около двухсот катаров — те, кто не смог бежать, — были сожжены, а Монсегюр разрушен [256] . Падением Монсегюра завершилась война против альбигойцев.

256

Duvernoy J. Le catharisme — L’histoire des cathares, Toulouse, Privat, 1979, p. 286–295.

В 1271 году, через год после кончины своего брата, короля Людовика Святого, умер Альфонс де Пуатье, и графство Тулузское было окончательно присоединено к королевскому домену.

Гуманизм завоевывает Европу

В суровые годы Крестового похода против альбигойцев дворы на юге Франции претерпевают серьезные изменения. На смену ценностям куртуазным приходят ценности общечеловеческие. Изменения, произошедшие в обществе, несмотря на жестокость «баронов с Севера», подавлявших любое инакомыслие, можно вполне назвать прогрессивными, как свидетельствует о том тулузский Аноним, автор второй части «Песни о Крестовом походе против альбигойцев». Куртуазные добродетели, прославленные в песнях трубадуров, почитаются как и прежде, однако они приобретают общечеловеческое звучание, наиболее яркое свое выражение получившее в творчестве Пейре Карденаля, чье неутомимое перо трудилось на протяжении почти всего XIII столетия [257] . Обращение к ценностям общечеловеческим можно наблюдать уже в середине XII века в творчестве трубадура Маркабрюна. С 1978 года итальянский ученый Аурелио Ронкалья неуклонно подбирает доказательства «христианского морализаторства» гасконского трубадура, проповеди гуманизма, разумеется, совершенно нетипичных для того времени; впрочем, в ряде песен трубадур, действительно, с насмешкой говорит о том, как прежние ценности начинают утрачивать свое значение [258] :

257

Voir Hasenohr G. et Zink М., op. cit., p. 1112–1117.

258

Roncaglia A. «Trobar clus: Discussione aperta», Cultura neolatina, t. 29, 1969, p. 5—55.

Свернув с прямой дороги, Юность клонится к закату, а Великодушие, ее сестра, потихоньку удаляется, ведь эта обманщица, госпожа Постоянство, никогда не наслаждалась ни Радостью, ни Юностью [259] .

Тем временем по разным причинам, и в том числе политическим и эстетическим, критика уже давно стала противопоставлять трубадуров, творивших до Крестового похода, трубадурам эпохи после Крестового похода против альбигойцев [260] . Начало этому положил Клод Фориэль в 1837 году, в предисловии к своему изданию «Песни о Крестовом походе против альбигойцев» он представил Крестовый поход «как борьбу между Гордыней и Благородством». Дуалистическое видение тогдашней Франции, расколовшейся на Север и Юг и раздираемой военными конфликтами, противоречит целостному мировосприятию, нашедшему свое отражение в доктрине «великого куртуазного пения». Куртуазная любовь по-прежнему существует. Однако не следует сводить к кансоне, высшей форме выражения любовного чувства в поэзии трубадуров, все поэтические находки, которыми богато творчество окситанских поэтов, тем более трубадуров «века борьбы» (как определил период с 1209 по 1300 год Робер Лафон). Amor, любовь, постепенно перестает быть компонентом романтического или даже романного мировосприятия, а начинает выступать как всеобъемлющее чувство, неотъемлемая часть человеческого мышления, определяющая его отношения со своими ближними, иначе говоря, становится синонимом гуманизма. Если бы не было Крестового похода против альбигойцев, то, возможно, это измерение любви трубадуров не выразилось бы со всей силой отчаяния или не нашло бы своего выражения вовсе.

259

Gouiran G. Lo ferm voler, op. cit., p. 98–99, v. 7—12.

260

Fauriel C. Histoire de la croisade contre les h'er'etiques albigeoise 'ecrite en vers provencaux par un po`ete contemporain, Paris, 1837.

В тоске, в печали

Осенью 1209 года, спустя три месяца после осады Каркассонна, Раймон Рожер Тренкавель, виконт Безьерский и Каркассоннский умирает в тюрьме, и тотчас разносится слух, что его отравили. В глазах южан виконт становится мучеником. Новый Пилат, как именует Гильем Ауджьер тюремщика виконта, французского графа Симона де Монфора, только что избранного главой крестового воинства, распорядился устроить пышные похороны, дабы все в крае знали, что сеньор их мертв. Жертва, принесенная виконтом, этим образцовым рыцарем, добровольно сдавшимся врагу ради спасения жителей Каркассонна от массовой резни, участи, постигшей жителей Битерруа, вдохновила трубадура Гильема Ауджьера Новела, уроженца Дрома, на создание горестного плача ( planh):

Каждый сетует и скорбит о понесенной утрате, / Каждый печалится и горюет; / Увы, сердце мое исполнено гнева / И безмерной скорби! / Ибо никогда, сколько бы дней ни отведено мне было, не устану я его оплакивать и скорбеть о нем, / Никогда не сумею я найти нужные слова, чтобы рассказать о выдающихся достоинствах и беспримерных добродетелях / Отважного виконта. Увы! он погиб! Родом был из Безье он, / куртуазный, отважный, / Радостный, / Ловкий, белокурый, / Лучший рыцарь на свете! [261]

261

Riquer M. de. Los Trovadores, op. cit., p. 1178, v. 1—10.