Пояс Ипполиты

Крупняков Аркадий Степанович

Мелета согласилась. Было не до разговоров, ей хотелось утолить сердце в лихой, быстрой езде.

Город необычайно изменился. Раньше по улицам и площадям всюду гарцевали всадницы, теперь лошадей совсем не было видно. Красавица Фермоскира была запущена, всюду валялись старые вещи, тряпки, сор, попадались даже неубранные скелеты лошадей. Дома знатных наездниц пустовали, выделялись неухоженностью, приличный вид был только у дворцов Годейры и Атоссы. Агора перед храмом была людной, здесь образовался рынок. Сам храм тоже хранил следы запустения, хотя около наоса по-прежнему торчали две амазонки с секирами. В городских конюшнях жили люди, судя по убогому скарбу, это были бедняки. На лицах людей, бродящих по уликам, Мелета заметила уныние. Казалось, как прошли в городе бои, так все и оставлено неубранным.

У дворца Годейры Арам спешился, привязал лошадь к воротам. Дворец не охранялся, они свободно прошли во двор.

Во множестве палат и комнат было пусто, казалось, что дворец необитаем. Мелета знала, что Годейра любила жить наверху, в глухой башне, куда вела винтовая лестница. Перед нею Арам остановился, сказал:

– Иди туда одна. Я введу лошадей во двор. Как бы их не украли.

Мелета поднялась по лестнице, толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и Мелета увидела мать. Лота сидела в кресле царицы, на коленях ее стояла корзина. Полемарха лущила не то горох, не то чечевицу. Мелета одела по совету Арама свой мужской костюм, и мать ее не узнала. Вскинув руку в приветственном жесте амазонок, Мелета громко произнесла:

– Хайре, великая царица Фермоскиры! Сотенная приветствует тебя!

Лота медленно сняла с колен корзину, поставила ее в сторону и встала.

Она, казалось, сильно постарела, похудела, и старая амазонская одежда висела на ней мешковато и непривычно. Она долго смотрела на Мелету, потом резко бросилась к ней и застыла в рыдании на ее груди.

– Великая царица амазонок плачет?
– с упреком сказала Мелета, усаживая мать снова в кресло.

– Не брежу ли я?
– сказала тихо Лота, утирая концом косынки слезы.- Это ты, Мелета, ты?

– Я, мама, я. Вернулась вот.

– А где бабушка?

– Она осталась в Синдике. Далеко. Жива, здорова. Она благословляет тебя.

– О, боги! Что же я стою!
– и снова принялась обнимать дочь, покрывая ее лицо поцелуями,- Садись, дочка, сюда. Сейчас я прикажу подать вина.

Лота хлопнула дважды в ладони, в дверях появилась молодая служанка.

– Тикета! Дочь моя вернулась! Неси сюда все, что у нас есть.

Тикета, видимо, раньше заметила гостей и мгновенно внесла поднос с угощениями. На столе появились сосуд с вином, фрукты, холодное мясо и овощи. На лице служанки были написаны восторг и радость.

– Я все еще не верю в твой приход, моя родная,- Лота снова принялась ощупывать дочку, как бы желая убедиться, что это не сон,- Что ты стоишь, Тикета, беги, позови скорее Чокею!

Служанка исчезла, Лота принялась дрожащими руками разливать в кружки вино. Налив, она тут же забыла про них, сунула в руки дочери яблоко, спросила:

– Где эта... Сидника, скажи мне? Она в Элладе? Или еще где?

– Не Сидника, а Синдика, мама. И давай выпьем за нашу встречу. Я испытываю ужасную жажду.

– Ой, что это я! Совсем растерялась. Давай выпьем!
– и она одним большим глотком выпила вино. Мелета тоже, не спеша, опорожнила кружку. И снова поставила се под сосуд. Наливая вино, Лота не утерпела и спросила:

– Где Годейра, где Атосса? Живы ли все?

– Все, почти все, живы. А Синдика - на Меотийском море.

– Меотида? Она же где-то на севере, за понтом.

– Да, да, мама.

– А где царь Тифис, где эллины?

– Мы их побросали в море и отправились на Меотиду. Сами чуть не утонули. А где отец, где Хети? Арам сказал, что они здесь.

– Они оба ушли с рыбаками. Они работают. Тут все работают.

– Я думала, он царь, а ты - царица...

– Фермоскиры более не существует, дочка. И царей тоже.

– Но кто-то правит городом?

– Диомед и Чокея. Они поженились.

– Вот как! А кто за Священную?

– Какая Священная! В храм никто не ходит. Ипполита для них чужая.

– Но тут же осталось много наездниц, гоплиток.

– Они чуть ли не все повыходили замуж за моряков. А Великую наездницу не чтут за то, что она предала Фермоскиру. Диомед все еще ждет Тифиса, да и все ждут. Я не знаю, что теперь будет.

Заскрипела дверь, вошла Чскея, а за нею Диомед. Чокея располнела, Диомед помолодел.

– Мы приветствуем тебя, полемарха, и тебя, Мелета,- сказал Диомед. Не привезла ли вестей от Тифиса?

– Тифис утонул, и все, кто с ним... в море...

– А корабли и амазонки?
– спросила Чокея.

– Они ушли в скифские степи, за Танаис. Триеры, наверное, достанутся боспорскому архонту Спартокоиду.

– Годейра не думает возвращаться сюда?
– спросила Чокея.

– Про царицу я ничего не знаю, а Атосса думает, судя по всему. Меня для этого и послали, чтобы разузнать.

В дверь постучали, вошел Арам.

– Это мой муж Арам,- сказала Мелета.

– Да уж знаем, знаем,- Чокея глянула на Арама.- Впервые вижу тебя трезвым.

– Хочешь выпить?
– предложила Лота.

– Не хочу. Теперь у меня есть Мелета. Мы будем жить на хуторе. Пора бы нам и возвращаться домой, дорогая женушка.

– Не отпущу!
– воскликнула Лота.- Через недельку мы все поедем на хутор.

– Тогда я пока выйду. Иначе не стерплю!
– и Арам выскочил за дверь.

– Пойдем и мы, Диомед,- сказала Чокея, вставая.- Им надо побыть наедине.

– Когда вернется Ликоп?
– спросил Диомед.

– Завтра.

– Приходите всей семьей к нам в гости,- пригласила Чокея.

– Ликоп не пойдет. Сами знаете, как он не любит Диомеда.

– Скажи ему - есть важное дело. Очень важное.

– Хорошо, мы придем. До свидания. Если увидите Арама - пошлите его домой.

– Зачем, мама? Тогда убери вино.

– В городе у него полно дружков. А здесь он будет на глазах.

Дворец Атоссы стоял рядом с храмом, но не примыкал к нему вплотную. В проходе уже успели вырасти полынь, лебеда и какие-то другие кусты.