Пояс Ипполиты
Шрифт:
– Вот это уж поистине чепуха.
– Чепуха. Знаешь ли ты, что и царицы Годейры сейчас нет. Она влюблена в усатого красавца, она не будет воевать, а будет думать, как бы утопить меня в море, потому что я спала с Перисадом. Мелета тоже конченый человек. Разве у Священной должен быть муж?
– По-моему, она уже не любит этого сопляка Митродора.
– Ты верно заметила. Она не сводила взгляда с Перисада, да и он весь обед пялил на нее глаза. И будь уверена - они столкуются, если Тира не угробит ее вовремя. Она сама спит и видит, как бы стать царицей Боспора, когда война вдруг да удастся. А ты говоришь, амазонский горит...
– Война все расставит по своим местам...
– Если она не затянется, знаешь, что произойдет через год? Все дочери Фермоскиры забрюхатеют, воевать будет некому.
– Когда ты все это придумала?
– Вот здесь, в бессонные ночи, когда Перисад убегал спать к Годейре.
– Не будем об этом. Раз уж ты считаешь любовь всесильной...
– А ты не считаешь?
– Храмовые амазонки не ходили на агапевессу и не умерли без любви. Я тоже проводила ночи в одиночестве...
– И молила Ипполиту, чтоб она родила тебе меня.
– Не кощунствуй и не перебивай меня. Если любовь всесильна - бери ее в союзницы. Давай будем думать об Аргосе...
Жизнь в пантикапейском дворце Спартокидов изменилась резко. Перестал думать о заговоре против сына старый Спарток. Сам царь Боспора Сотир перестал пить - все свое время он отдавал ремонту флота. Кораблей было не так уж много, но все они были стары, трухлявы, латать приходилось чуть ли не каждую доску. Пировать стало не с кем — собутыльника Гекатея - царя Синдики - Левкон прогнал в Фанагорию, во дворец. Гекатей хотел было осесть в Гермонассе, но не успел, город заняла Тиргатао. Сам Левкон догадывался, что амазонки могут через Киммерик пробраться на вал, послал туда две тысячи воинов. Были посланы гонцы в Херсонес Скалистый, а дед Спартак ушел на царской фелюге в Элладу за помощью. Из Синдики Гекатей слал вести неутешительные - Тира подняла рыбаков-дандариев и изгнала немногочисленные гарнизоны царя из Ахиллия, Тирамбо, Патрея и Кеп. У Гекатея оставался только Зенонов Херсонес, Фанагория и Антикит. Он слезно умолял прислать войска и молодую жену Арсиною, но она была дочерью Сотира, и Левкон боялся потерять сестру. Поэтому он снял корабли из гавани Акры, загрузил на них две тысячи воинов, все что находилось в Акре, и послал через пролив в Фанагорию. С этим опытным войском Гекатей мог разогнать рыбаков и виноградарей, освободить Гермонассу и подавить Корокондаму. Но еле успели суда выйти в море, из Акры прискакал гонец и сказал, что в гавани высадились вооруженные конные женщины в огромном числе и ушли к Киммерийскому валу беспрепятственно. Пришлось вдогонку судам посылать легкий парусник, чтобы возвратить помощь Гекатею обратно. Не успели возвратиться воины в Акру, как из Китея появился другой гонец. Туда тоже высадились амазонки, разграбили город дочиста и тоже ушли на вал.
Эта весть сильно испугала Левкона. «Сколько же амазонок заброшено за наши спины? Они же беспрестанно будут делать набеги на наши города, они измотают царство. Надо посоветоваться с отцом»,- решил Левкон и пошел во дворец. Теперь он к царю относился уважительно. Сотир перестал пить и бездействовать, дела решал твердо.
– Как это ты Китей отдал бабам?
– спросил царь хмуро.
– Ты уже знаешь, отец?
– Еще бы не знать! Пока в царстве спокойно - все лезут к трону, чтобы управлять, но стоит прийти беде, царю некому подать не только советы, но и воды. Этот старый пень, твой дедушка, вторую неделю болтается в понте - ни пены от него, ни пузыря. Мой старший сын только о девках и думает, а ще мой любимый Митро? Где Митро?
– Говорят, в Горгипе.
– Война уже началась, эта толстомясая стерва уже в Корокондаме, а Митро неизвестно где.
– Я боюсь, отец, что нашему дурачку пообещают твой престол, и он...
– Помолчи! Почему ты не привез его в прошлый раз?
– Я уже сказывал...
– А моя дочь ходит ко мне по три раза в день и хнычет -просит вернуть ее мужа в Пантикапей. А ее удел поддерживать мужа...
– В самом деле, отец, Гекатей вот-вот попадет в плен к Тиргатао. И мы ничем не сможем ему помочь.
– Тиргатао, Тиргатао! Если ей отдать Фанагору, то вся Синдика будет у нее. С Тирой надо что-то делать.
– Ее надо убить. Подослать наемных...
– Это годится! Подошли. Сколько воинов ты послал к валу, на амазонок?
– Пока ни одного. Без твоего совета я...
– Зачем тебе мои советы? Весь этот берег до Киммерика я отдал под твою руку. И буду спрашивать с тебя!
– Хорошо. Позволь взять твою фелюгу.
– Я сам иду на ней в Фанагору. Зачем тебе фелюга?
– Я пойду в Горгип и выкраду Митродора.
– На обратном пути за ним зайдет старик. Эта хитрая лиса...
– Но мне еще надо убить Тиру.
– Пошли других. Мало ли у нас наемных убийц, не хватало, чтобы я лишился и другого сына.
А Митродора не надо было выкрадывать. В последние дни он сам подумывал о побеге в Пантикапей. На пути из Фермоскиры Мелета к нему была благосклонна, но близко к себе не допускала. Если честно сказать, то для этого не было и условий. В трюме гребцы, в кубрике и на палубе Аргос, Ферида, Лота — уединиться было негде. Потом, когда они тайно пристали в бухточке около Горгипа и начали готовить каменную бабу для Кумира Девы, он был день и ночь занят и не видел Мелету. Кумир готовили втайне от женщин в пещере на берегу - Аргос, Митродор, гребцы.
В ночь перед открытием храма он был настолько измучен, что с вечера свалился в постель и проспал до утра. Когда он, не смея выйти на улицу, смотрел из окна на молебен около храма, когда он увидел Мелету в великолепии одежд Священной, в голове его мелькнула мысль: «Храмовые всегда держат обет безбрачия, и Мелета покинет меня ради веры». Но мысль эта сразу угасла, будто свеча на ветру. Без Мелеты он не мыслил свою жизнь, да и она, как ему казалось, не сможет жить без него. Вечером он долго ждал ее во дворце Годейры. Царица пришла домой поздно и сказала, что Священная будет жить в храме, в приделе наоса, а туда, как и в старом храме, мужчинам входа не будет.
– А как же я?!
– воскликнул Митродор.
– Тебе велено передать - ее сердце отдано храму. Иди на «Арго» - там теперь твое место.
Митро бросился к храму, но там стояли две амазонки, они сурово и молча скрестили копья. До полуночи он бродил по городу, потом решил идти на «Арго». Ночь окинула теменью весь городок, по улицам ходили редкие сторожевые дозоры, амазонки знали Митродора и не трогали его. У пирса стояла фелюга, на нее были перекинуты сходни, никто их не охранял. Это было не похоже на Аргоса, он без охраны вход на корабль не оставлял никогда. Поднявшись на палубу, Митро заметил, что в занавешенном кубрике мерцала свеча. Он откинул занавеску и увидел, что в кубрике все разбросано, поломано, стол залит вином.
– О, боги!
– воскликнул Митро.- А где же Аргос?
И вдруг куча тряпья в углу кубрика зашевелилась и из нее высунулась голова старика. Митро сразу узнал его:
– Дед Спарток! Зачем ты здесь?
– За тобой, мой мальчик!
– почти шепотом ответил Спарток.
И только тут Митро догадался, что это не «Арго», на этой фелюге он ходил с Аркадосом в первый поход, здесь ему было все знакомо так же, как на корабле Аргоса.
– Ты с ума сошел, дед! Тебя сочтут шпионом и повесят.