Пояс Поветрули
Шрифт:
Глава 1
– Скальпель!
– Зажим!
– Пинцет!
– Тампон!
Через полчаса, когда операция была благополучно завершена и больную увезли в реанимацию, профессор Семенов устало отер пот со лба.
– Нет, мне решительно требуется отдых, – пробормотал он, стягивая халат и маску под сочувственные взгляды ассистентов.
– Лица на нем нет! – услышал он шушуканье за своей спиной.
К огорчению профессора, говорящий был несомненно прав.
Попрощавшись с коллегами, Василий Кузьмич Семенов побрел куда глаза глядят. По дороге он принялся с удовольствием играть в воздушные замки и наполеоновские замыслы, при этом прекрасно осознавая, что денег на их осуществление у него нет. Увы, поездка за границу
«Да, надо быстрее решаться, – подумал он, – а то я тут совсем изнемог с этими операциями. Того и гляди, потеряю над собой контроль, а тогда пиши пропало!».
Через пять минут Василий Кузьмич вошел в телефонную будку и спокойными тонкими пальцами набрал до боли знакомый номер.
Городская квартира Елены Поликарповны Образцовой являла собой не что иное, как клоаку. Грязь была перманентным явлением в ее квартире. На стульях, кроватях и диване можно было встретить всё – начиная от одежды и кончая битыми стеклами. Некоторое время с Ленкой жил племянник, но и он бежал, не выдержав этих нечеловеческих условий. Когда зазвонил телефон, Ленка как раз доводила жаренную картошку до хрустящей корочки. Услышав душепереворачивающий визг зуммера, Ленка опрометью бросилась к аппарату, забыв про картошку. Она обожала трепаться по телефону. По дороге она наступила на безобидный клубок шерсти и растянулась на полу в нескольких сантиметрах от телефона. Сделав героическое усилие, она всё же дотянулась до трубки.
– Алло! – задыхаясь, закричала она. – Алло!
Профессор Семенов, уже привыкший к подобным выкрикам и догадывающийся, что Ленка в очередной раз сверетенилась, выдержал паузу, предоставив Ленке вдоволь наораться. Но всё же, послушав раз семь это жуткое «Алло!», он решил проявить гуманизм по отношению к старой подруге и спокойно ответил:
– Лена, это Вася. Не надо так орать, а то охрипнешь.
– А, кто, Вася… – пробормотала на том конце Ленка.
– Ну, брось ломать комедию – взялся уговаривать ее Семенов. – Это же я.
– А, ты! – пришла наконец в себя Ленка. – Я сразу не сообразила, упала тут опять на клубке.
– Когда-нибудь ты сломаешь себе шею! – пророчески заметил профессор и поспешно добавил: – Надеюсь, это произойдет не скоро.
– Я тоже надеюсь, – бодро ответила Ленка.
– Как ты смотришь на то, если я к тебе забегу? – поинтересовался профессор.
– А что, забегай, – подумав, ответила Ленка.
– Ну, тогда жди через полчаса, – сказал Семенов и положил трубку.
Ленка, в свою очередь, сделала то же и, наконец, поднялась с пола. Секунду спустя она с подозрением вдохнула носом воздух. Именно так! Образцова не ошиблась. Вот уже в который раз она благополучно сожгла картошку!
Не прошло и получаса, как Василий Кузьмич Семенов позвонил в дверь Образцовой. Ленка открыла незамедлительно. Профессор вошел и с опаской опустился в старое разваливающееся кресло, которое Ленка почитала по простоте душевной или по иным более грустным причинам за антикварный раритет. Василий Кузьмич со вздохом переобулся в рвань, поданную ему Образцовой, опять-таки полагавшей, что она предлагает гостю домашние тапочки. По сравнению с чистой операционной Ленкина клоака являла собой разительный контраст. Профессор поспешил как можно скорее выкарабкаться из угрожающе заскрипевшего под ним кресла и с непередаваемым омерзением скользнул взглядом по уныло бредущей по коридору собаке. Это была типичнейшая дворняга. Сердобольная Ленка подобрала ее на невесть какой помойке пару месяцев назад. С облегчением отметив отсутствие драной Ленкиной кошки, чей обтянутый кожей скелет (причина костлявости кошки заключалась не в том, что Ленка плохо ее кормила, а в том, что кошка была помоечной и часто сбегала из дома, позже возвращалась, порядком отощав, а немного придя
Через десять минут они пили кофе «по-образцовски» в месте, которое Ленка считала гостиной, естественно находясь в плену заблуждений, по вышеуказанным причинам. В который раз профессор спрашивал себя, как он выдерживает эту клоаку. Причина, заставлявшая его посещать вышеуказанное место, была до боли банальна: Ленка удивительно отвлекала от всех проблем. Она была настолько пуста, что профессор расслаблялся в ее обществе, как нигде. Посещение Ленки стало для него точно дозой наркотика. Он уходил от Образцовой без единой мысли в голове, полностью умиротворенным. Семенов считал, что это спасало его от перенапряжения и, возможно, необоснованных поступков. Однако в последнее в время он стал с сомнением замечать, что посещение Ленки уже не дает в полной мере прежнего эффекта.
Вот и сейчас, героически глотая Ленкин «кофе» и заедая его пирожным, слава Богу, покупным, он слушал пустопорожний Ленкин вздор уже без прежнего блаженства. В тот вечер Ленка, выпучив глаза, молола умопомрачительную околесицу о каком-то монастыре в Подмосковье, где леший каждый вечер свистит в уши спящим монахам. Послушав этот бред минут пять, Семенов отставил недопитый кофе и решительно прервал Ленку:
– Довольно. Сегодня я не расположен выслушивать твою ахинею.
Ленка поморщилась. Она не любила, когда ее перебивали. Но профессор выглядел серьезно и, вздохнув, Образцова, придя в более-менее вменяемое состояние, слегка успокоилась и приготовилась слушать своего приятеля.
Профессор героическим глотком доконал «кофе» и нечеловеческим усилием сдержал уже совсем уже собравшиеся вылезти из орбит глаза. Ленка в этот момент наклонилась за упавшим печеньем и Семенов воспользовался случаем получше рассмотреть ее прическу. Про себя разным прическам Ленки он давал собственные названия. Сегодня Ленка устроила на голове «охотово гнездо». По мнению Семенова это была одной из наиболее приемлемых ее причесок, конечно, в сравнении с такими ее шедеврами куаферного искусства как «швабра», «шабаш», колтун, «взрыв на макаронной фабрике», «хиросима», «220 вольт», «дикобраз» и другие. Ленка, отличавшаяся поразительным отсутствием вкуса, обожала вытворять со своей головой такое, чего и в кошмаре не привидится. Однажды профессору стало на самом деле плохо, когда он увидел на ее голове пучок, напоминавший осиный улей, испещренный разноцветными заколками и шпильками и покрашенный во все существующие цвета. В тот момент он окрестил этого монстра «концом света». Ленке долго пришлось отпаивать его корвалолом.
По сравнению с остальными «охотово гнездо» было относительно нейтральным и профессор совершенно искренне похвалил ее прическу. Ленка зарделась от комплимента и на радостях предложила ему еще чашечку кофе. Семенов сделал несколько судорожных движений и молча отказался. Лицо его при этом приобрело какой-то серый оттенок.
– Что, плохо? – с беспокойством спросила Ленка.
– Нет, нет – поспешно ответил Семенов, моментально приходя в себя.
Сейчас он напоминал артиста Никулина, ответившего в фильме «Бриллиантовая рука» «да» на вопрос «Вы глухонемой?»
Придя в себя, профессор поспешил взять инициативу в свои руки.
– Слушай, Лена, – приступил он к сути дела, – я чувствую, что мне необходим отдых, и я подумал о Полянске.
Ленка отставила чашку. Разговор принимал неожиданный оборот.
– Ну и что же ты подумал о Полянске? – поинтересовалась она, пытаясь собрать в кулак отлучившиеся мысли.
– Говорю, что недурно бы провести там отпуск, – закинул удочку поглубже профессор.
– Короче говоря, навязываешься ко мне в гости, – подвела черту Ленка.