Поймать жар-птицу

Уэй Маргарет

— Да, Алекс, — подхватила Винни. — У тебя всегда все быстро заживало.

— У меня никогда не бывало такой серьезной травмы, — просто ответила Алекс. — Даже если все заживет, это еще не значит, что я снова смогу танцевать… Резкие повороты, вращения, прыжки с приземлением на одну ногу — это очень большая нагрузка. Колено может не выдержать.

Они понимали, что это вполне возможно.

— Давай не будем заглядывать слишком далеко, — посоветовал Скотт. — Томлинсон был довольно оптимистичен в своих прогнозах.

— Я немножко устала, вот и начала

жалеть себя. Завтра мне будет гораздо лучше, — встрепенулась Алекс.

— Значит ли это, что ты готова ложиться спать? — Макларен допил скотч одним глотком.

— Сначала еще разок взгляну на ночное небо, — сказала Алекс. — Мне его так не хватало! Такого неба, как здесь, не увидишь нигде на свете. Оно такое огромное, такое чистое…

— Ну, давай выйдем на веранду.

Скотт поднялся. Перед его мысленным взором замелькали кадры из детства Алекс. Она как губки впитывала культуру аборигенов, начиная от ритуальных танцев и пения и кончая их удивительными познаниями по части лекарственных растений. Больше всего она любила их мифы. Мифы рассказывали обо всем: о жизненных циклах, о смерти и мире духов, о земле, огне и воде, о солнце, лупе и звездах. Алекс часто просила Скотта посадить ее к себе на плечо, чтобы она могла дотянуться и сорвать одно из «алмазных яблок», что висят на небе.

Алекс смотрела на мир так же, как и он. Или ему так казалось.

Он поглядел сверху вниз на Алекс, лежащую на диване. Она была невыносимо очаровательна — особым, только ей присущим сочетанием невинности и сексуальности. Ткань облегала ее нежную грудь, словно вторая кожа. Юбка мягкими складками обрисовывала очертания стройного, гибкого тела. Скотт думал о том, что ему предстоит тяжелое испытание. Без гипса Алекс, когда он держал ее на руках, прижималась к нему ближе, теснее. От этого кровь закипала в жилах, словно раскаленная лава. Она по–прежнему волновала его, и с ним нужно было как–то справляться.

— Если не возражаете, я пойду к себе. — Винни старательно притворилась, будто подавляет зевок. — Алекс, я тебе больше не понадоблюсь?

— Иди, иди, — ласково ответила Алекс. — Мне пора привыкать двигаться самостоятельно.

— Не забывай, что это должно происходить постепенно. — Скотт поднял ее на руки, как ребенка. — Если перенапряжешь ногу, это только отбросит тебя назад.

— Знаю.

Прижатая к нему так близко, Алекс почувствовала, что в груди у нее все затрепетало.

— Я доставлю ее в спальню, Винни, — пообещал Скотт.

Он вынес ее на веранду, но не усадил в кресло, как она ожидала, а двинулся с ней к перилам.

— Ты меня не сбросишь? — спросила она в шутку, чувствуя, что он сейчас в опасном настроении.

В его глазах отражался мерцающий свет звезд.

— Алекс, я мог бы тебя пополам переломить.

— Не сомневаюсь.

— Вот и не забывай об этом.

— Как забыть, ведь ты мне без конца напоминаешь. Неужели ты меня ненавидишь?

— А что, нельзя? — Все тело у него ныло.

— Я не совершила никакого преступления, — сказала Алекс.

— Совершила — против меня. — Он глухо засмеялся, устраивая ее на широких перилах в том месте, где они соединялись с одной из величественных белых колонн. Он охватил Алекс руками, как делал тысячи раз в прошлом.

Обвинение обожгло Алекс. Она принялась оправдываться:

— Но сейчас у тебя все в порядке. У тебя есть Валери.

— Если у меня есть Валери, это освобождает тебя от ответственности?

— По–видимому, нет. Ты не можешь простить мне давнее прегрешение. Но я хочу, чтобы ты был счастлив, Скотт.

— Счастлив? — отозвался он с издевкой. — О чем ты говоришь?

— Так что же такое для тебя Валери? — растерянно спросила Алекс. — Ты с ней спал?

Перед нею возникло непрошеное видение, Алекс отогнала его.

— Это не твое дело, Алекс.

Голова ее поникла.

— Конечно, спал. Секс много для тебя значит.

— Да, черт подери! Мне пока рановато от него отказываться. Ты же не станешь уверять меня, что у тебя все по–другому? Только не у моей малышки Алекс, которая приходила в неистовство в моих объятиях.

— Может быть, я слишком привыкла к любви, — печально проговорила Алекс. — Секс дает лишь преходящее удовлетворение, а любовь — это чудо.

— Ты нашла это чудо и отказалась от него. — В его голосе было не только презрение, но и горечь.

— Ты не хочешь меня понять, — глухо сказала Алекс. — Не можешь. Передо мной открылась дверь, и я должна была войти.

— О'кей, это я могу понять, — горячо возразил он. — Но не ошиблась ли ты дверью? У тебя была мечта, но ты не поделилась ею со мной. Ты мне ничего не говорила. Ты ни разу не сказала: «Скотт, я хочу выступать на этой проклятой сцене». Нет, ты говорила, что мы с тобой всегда будем вместе и ничто нас не разлучит.

Сейчас в это трудно поверить, но так оно и было, Алекс хотела существовать сразу в двух мирах. Скотт заставил ее выбирать, и она сделала выбор.

— Скотт, пожалуйста, не надо больше. Мне так грустно.

Алекс подняла глаза к сияющим звездам — наверно, чтобы успокоиться. Как можно таить в душе столько горечи и тоски, если все тело пылает or страсти? Ему хотелось подхватить ее и унести…

Волшебные воспоминания завладели им так властно, что он на мгновение погрузился в прошлое. Он слышал запах цветов боронии — незабываемый головокружительный аромат австралийского буша. Перед ним вставали удивительно отчетливые картины прошлого. Он затаил дыхание.

— Скотт, милый…

Это голос Алекс, тихий и дрожащий, ее лицо и тело белеют в сиянии луны и миллиардов звезд. Они вдвоем в своем тайном уголке — зачарованном месте, куда ведет узкий коридор среди рослей перистых акаций, осыпающих свои нежные золотистые лепестки им на головы и плечи. Вода в почти идеально круглом озерце чиста и прозрачна, вокруг — широкая полоса белого песка, окаймленная гладкими, словно отполированными валунами.

Он не был там уже больше двух лет. Озерцо было слишком прочно связано с Алекс…