Позавчера была война
Шрифт:
Спутница приподняла краешек простынки, и солдат увидел два больших открытых синих глаза. Они смотрели на него, выпуклые удивленные глаза. Белки глаз были голубоватыми, словно живая синяя краска растекалась по ним.
Женщина что-то поправляла рукой, а солдат смотрел на два синих глаза и не мог оторваться.
— Сколько ему? — спросил солдат.
— Это девочка, — отозвалась спутница, — ей пять месяцев.
— Маленький, — сказал солдат.
Он все продолжал думать, что держит на руках мальчика.
— Давайте, — сказала мать и забрала ребенка.
Кончилось поле. Началось большое село. Сразу стало легче: от огней в домах и от сознания, что большая часть пути за спиной.
Солдат с силой потер маленькое ухо, и оно запылало сильней. Он сказал своей спутнице:
— Зайдемте в чайную. Погреемся чаем.
— Нет, мне спешить надо, — сказала она. — Время-то уже сколько!
— Так мы только на пять минут. И малыш погреется.
Этот довод подействовал на спутницу. Она замедлила шаги.
— Неловко как-то, правда? — сказала она, будто советовалась с солдатом.
В небольшой чайной их сразу обволокло мягким, оставляющим мокрые следы теплом. В чайной стоял гул. Уже на пороге чувствовалось, что здесь люди пьют не только чай, но и кое-что покрепче. Пар и табачный дым стлались сизым туманом.
Солдат и его спутница щурились, привыкали к теплу, свету и шуму.
Когда они сели за свободный столик, она откинула на плечи платок, и солдат впервые увидел ее лицо. Оно было совсем юным. Ровные брови, большие глаза, синие, как у дочки. Пухлые губы. Розовые уши. И две смешные косички. Казалось, они из детства перешли с ней в самостоятельную жизнь. Иней растаял на бровях и на золотистом пушке у висков. И теперь на его месте сверкали капельки талой воды. Она сидела за столом прямая, строгая. Не смотрела по сторонам. И глаза поднимала только на своего спутника. А он уже снял шапку. И она увидела его стриженую голову с двумя водоворотами — следами снятых машинкой вихров. Солдат провел пальцами по бровям и по жидким усам. Они тоже были мокрыми.
Они сидели друг против друга и молчали. Они ждали чай. И со стороны казалось, что пришла маленькая, совсем молодая семья.
Толстая буфетчица в халате, который уже давно не сходился на ней, несла им чайник. Буфетчица плыла между столиков, а из носика чайника шел пароходный пар.
Неподалеку от них расположилась компания парней. Они сидели, навалясь грудью на стол, и каждый держал в руке тяжелую пивную кружку. Они не выпускали кружек, и эти кружки были как бы продолжением их рук — большие, сжатые кулаки. Парни подносили свои стеклянные кулаки ко рту, размахивали ими, стучали по столу.
Среди них выделялся один в длинном сером свитере. Его вытянутое лицо заросло медной щетиной, а два холодных глаза ни на минуту не оставались в покое. Они бегали из угла в угол. Даже когда хозяин смеялся, глаза не теплели и продолжали шнырять по сторонам.
Никто из шумной подгулявшей компании не заметил появления солдата и женщины с ребенком. Но бегающие глаза парня в свитере остановились на них. В глазах блеснуло злое озорство.
— Ишь, солдат какую кралю привел, —
— Да она с ребенком, — вяло отозвался его сосед, круглолицый, с приплюснутым носом.
Лицо его было таким плоским, что напоминало луну, какой ее изображают на картинках.
— Постойте, постойте, — сказал большегубый парень, поднимаясь из-за стола. — Да это жена Ваньки Столбового, нашего бухгалтера.
Молодая мать не притронулась к чаю. Она думала только об одном: как бы скорей уйти отсюда.
Солдат недовольно покосился на пьяную компанию. А губастый парень, не разжимая своего стеклянного кулака, шаткой походкой двигался к столику солдата. Он покачивался из стороны в сторону и улыбался слюнявым ртом.
— Что же ты с чужой женой гуляешь? — сказал парень, вплотную подходя к солдату.
— Иди отсюда! — сказал солдат.
Но парень и не думал отходить. Он чувствовал, что внимание всей чайной сосредоточено на нем, и продолжал зло паясничать.
— Муж дома сидит, а жена гуляет. Хорошо устроились!
Солдат медленно поднялся и встал лицом к лицу с парнем.
— Иди отсюда!
Солдат не шутил.
Но губастый парень, зная, что за его спиной надежный тыл, огрызнулся:
— А ты не командуй. У себя на военке командуй. Я тебе…
Солдат не дал ему договорить. Он вдруг взял парня за грудки и оттолкнул с такой силой, что тот очутился у двери. Его стеклянный кулак вдребезги разбился. Пиво растеклось по полу.
И тут его дружки, как по команде, встали из-за стола и двинулись к солдату. Круглолицый парень боязливо зашептал:
— Не стоит связываться.
— Стоит, — отозвался парень в свитере. — Вот мы их сейчас обоих к мужу доставим. Пред ясны очи.
Он засмеялся. А глаза его остались холодными.
Пьяные приблизились. Один из них уже подскочил к спутнице солдата и вцепился ей в руку.
— Пусти! — крикнула она. — Пусти!
— Держи! — скомандовал парень в свитере.
Солдат растерялся. Он стоял высокий, без шапки, откинув стриженую голову к стене. Их было пять человек, а он один.
И тут он как бы вспомнил, что он солдат. Он почувствовал сильный прилив решимости, резко отвел руку назад и нащупал гладкий приклад автомата. Это солдатское движение поколебало наступающих парней.
Ствол автомата оттаял в тепле и покрылся мелкими бисеринками влаги… Казалось, еще мгновенье, и гулкими ударами застучит строчка автомата. И на стол со звоном, как медяки, посыплются теплые стреляные гильзы…
Чайная насторожилась. Ее обитатели поспешили уткнуться в свои тарелки и стаканы. Толстая буфетчица побледнела и грузно опустилась на табуретку.
Опасливо озираясь на черный ствол автомата, парни пятились к своему столику. Они тут же скисли, и грозные стеклянные кулаки сразу превратились в простые пивные кружки. Парень в длинном свитере пробормотал:
— Дурной какой-то попался. Лучше не связываться…
Некоторое время солдат еще стоял, словно желая удостовериться, что все встало на свое место. Потом он надел шапку.