Поздние последствия
Шрифт:
— Но у нас было кое-что еще. Мы, собственно, пришли, чтобы вас задержать и сфотографировать.
— Сфотографировать?
— Не только с внешней стороны, но и с внутренней, так сказать.
— Потрудитесь объяснить это, старший инспектор.
— Я уверен в том, что рентгеновские снимки покажут следы переломов различных костей, ребер, пальцев и всего остального, которые совпадут с описанием в истории болезни Лив Марит Скард в больнице в Лиллехаммере, где она лечилась.
Эдланд вытаращил на него глаза, и теперь они наполнились слезами.
— Взгляните… — всхлипнул он и вытянул вперед левую руку. И тут Валманн заметил, что
Позднее, когда Эдланд успокоился и даже немного поспал, а Валманн и Рюстен тем временем шепотом обсуждали, что делать дальше, Валманн прокашлялся и сказал:
— Я вынужден задать вам еще один вопрос, Эдланд. Это будет неприятный вопрос, но мы подумали, что вы предпочтете ответить на него здесь, нежели в комнате для допросов в полицейском участке.
Эдланд только кивнул, измотанный сеансом допроса двумя полицейскими, продолжавшимся с перерывами около двух часов.
— Я должен спросить вас, Эдланд, почему вы убили Карин Риис?
— Карин? — Он вскочил с дивана с таким видом, как будто его сильно укололи иглой. — Разве я убил Карин?
— Успокойтесь. — Рюстен положил ему на плечо свою тяжелую руку. — Вы рассказали нам все остальное, расскажите и об этом.
— Нет, это невозможно! — Он опять зарыдал.
— Если вы откажетесь, то потом, когда вас будут допрашивать эксперты из Уголовной полиции, будет гораздо хуже. Выхода нет. У нас есть доказательства.
— Доказательства?
— Да, доказательства.
— Что это яубил?.. — У него не хватило сил закончить.
Валманн вздохнул, придвинул к себе пластиковый пакет и достал черные ботинки, грязные и неприглядные.
— Это ваши ботинки?
Эдланд отвернулся.
— Так они ваши?
Ответа не последовало.
— Вы должны ответить мне, Эдланд. Нет смысла молчать. Мы нашли их в вашем мусорном мешке. Вы знаете, что мы можем обнаружить биологические следы, доказывающие, что ботинки принадлежат вам. Волокна с ваших носков или малюсенького кусочка кожи будет достаточно. Своим молчанием вы только нам работы прибавите, а себе — неприятностей со следственными органами. Так это ваши ботинки?
— Похоже, что так.
— Они были на вас в тот четверг вечером, когда была убита Карин Риис?
— Я не помню…
— В ваших интересах сказать правду.
— Ну конечно. Да!
Валманн еще раз глубоко вздохнул:
— На этих ботинках были обнаружены следы крови, Эдланд. Крови, принадлежащей Карин Риис. Вы можете объяснить, как ее кровь попала на ваши ботинки?
Эдланд затих на несколько секунд, а затем прошептал:
— Я… я солгал вам… — Он говорил еле слышно. — Я стоял около двери, и заглянул внутрь, и увидел, что она там лежит… И тогда… тогда…
— Что тогда?
— Я вошел, а потом… потом, должно быть, испачкал ботинки в крови.
— Характер нанесенных увечий говорит о том, что ее, скорее всего, забили насмерть ногами.
— Нет!
— Именно так. Скорее всего, будет доказано, что на нанесенных ей ранах отпечаталась форма этих ботинок. Мы уже взяли пробы, которые наверняка покажут остатки волокон и волос…
— Прекратите!
— Вы больше ничего не хотите сказать нам?
Эдланд еще сильнее завернулся
— Это была она…
— Вы хотите сказать, что ее убила Лив Марит Скард?
— Да… — прошептал он. Затем он внезапно вскочил и закричал: — Нет, это неправда! Это был я… Я не знаю… — И он снова упал на диван.
— Попробуйте рассказать нам, как это случилось.
Еще одна длинная пауза. Эдланд лежал тихо, и было слышно, как он дышит. Потом он вдруг начал рассказывать, сначала неуверенно что-то бормоча, затем громче и отчетливей. Наконец он встал перед полицейскими с искаженным лицом, дрожа всем телом и отчаянно пытаясь объяснить им то, чего сам не мог понять, чего никто никогда не смог бы объяснить должным образом.
— Я увидел их там… — начал он. — Когда я подошел к дому на улице Фритьофа Нансена, он был внутри, Скард. Он наказывал ее своим особым образом. Он насиловал ее там, в передней, спереди, сзади, и потом бил ее. Он заставлял ее делать отвратительные вещи, извращенные. Я узнавал их. Онаузнавала, Лив Марит… Это узнавание…Было совершенно невыносимо стоять и смотреть на то, что происходит перед моими глазами! Я захотел помочь ей, я должен был это сделать. Но меня словно парализовало. Я превратился в нее, вы понимаете? Я вернулся, я снова был в ее роли! В роли пассивной, избиваемой женщины, которая могла только лежать, стонать и принимать побои. Я почувствовал, как начинается приступ. Когда голова раскалывается, все возможно. Таблеток у меня с собой не оказалось. У меня не было ни мужества, ни сил двинуться с места. Закончив, он оставил ее лежать на полу, как забитую скотину, и ушел. Выскочил через заднюю дверь из кухни, как крыса. Я притаился за перилами лестницы, и он меня не заметил. Не знаю, как долго я так сидел, а голова болела все сильней… Когда я вновь заглянул в дом, она уже пришла в себя. Она была на ногах и наводила порядок, расставляла мебель, поправляла ковер. Наводила порядок после него! После того, как он ее насиловал! Маленькая прилежная домохозяйка делала то, чего ожидал от нее муж! Моя дражайшая Карин, первая женщина, с которой я испытал радости сексуальной жизни как мужчина, она была полностью в его власти. Она делала все точно так же, как Лив Марит годами, плачущая и истекающая кровью, чтобы ему не к чему было придраться, когда он вернется. Она превратилась в Марит, старший инспектор! Она стала Лив Марит Скард. И эта мысль была невыносима!
Он на секунду замолчал, будто собирался с силами.
— И тогда я вошел и попросил ее остановиться. Попросил ее позвонить в полицию и заявить на него. Я был вне себя, я кричал и ругался. Она испугалась. Просила меня прекратить. Но остановить Лив Марит Скард было невозможно. Тогда Карин начала кричать, оскорблять меня. Вся в крови, избитая и сломленная, такая, какой была я в моей прошлой жизни…
Затем слова его стали отрывистыми и почти бессвязными:
— И тогда я напал на нее… Должно быть, так все и было… Я годами пытался стереть Лив Марит Скард из моей души, а тут она возродилась и вновь стояла передо мной… Вся избитая и в крови, и она защищалаего! Головная боль ослепила меня…