Поздний бунт. Андрей Старицкий

Ананьев Геннадий Андреевич

Михаил Глинский проходил по тем самым местам, по тем дорогам, по каким он, главный воевода, вел войско Речи Посполитой громить крымцев-разбойников, и теперь этот путь торжества стал путем унижения и оскорбления - душа князя жаждала справедливой мести, он ехал молчаливо-сосредоточенный, обдумывая свои дальнейшие шаги. Будущее виделось в тумане, только одно князю было совершенно ясно: «Я не оставлю без внимания случившееся. Заставлю Сигизмунда пожалеть, что послушал он Заберезинского! Сурово отомщу и самому Заберезинскому!»

ГЛАВА

ЧЕТВЕРТАЯ

Поздней осенью, когда уже время от времени налетали белые мухи и дыхание зимы неотвратимо набирало силу, князь Андрей Старицкий с воеводой Хабар-Симским неспешно приближались к Москве, позволяя себе пережидать непогоду в усадьбах знакомцев. Все, что они в свое время предложили царю Василию Ивановичу, выполнили полностью со всем старанием. Работали они дружно, обсуждая вместе те или иные дополнения, какие вдруг требовала жизнь, и всегда находили лучшее, на их, конечно, взгляд, решение. В одном они разно мыслили: нужно ли извещать князя Дмитрия, их начальника, о вносимых изменениях? Воевода считал, что делать это обязательно, князь Андрей предпочитал не связывать себе руки ожиданием согласия брата.

–  Пока в Москву гонец доскачет, пока князь Дмитрий обдумывать станет нами предложенное да пока обратно гонец скачет, пару недель, почитай, козе под хвост.

–  А если взыщется?

–  Возьму грех на свою душу.

Вроде бы больше не о чем речь вести, но когда дело доходило до следующего изменения утвержденного государем плана, подобные разговоры возникали вновь и вновь. И вот подошло время отчитываться о сделанном, а Хабар-Симский снова выразил сомнение:

–  Погладят ли по головке? Мы довольно переиначили.

–  Ничего не переиначили. Дополнили только, а это совсем иное дело.

–  А что, если князь Дмитрий Иванович закапризничает? Он волей царя поставлен над нами, а мы - мимо него.

–  И теперь мыслю обойти его стороной, пойду напрямую к Василию Ивановичу со своим словом.

–  Ну, нет! Самовольничали вместе, а грудь тебе одному подставлять?! Так не пойдет. К тому же вдвоем убедительней, да и недовольство государя, если оно возникнет, на двоих поделим.

–  Ладно, - согласился Андрей Иванович.
– Надо подгадать так, чтобы нам въехать в Кремль к исходу послеобеденного сна. И сразу - к государю. По праву брата. Небось не откажет.

Так они и поступили.

Царь Василий Иванович встретил их радушно. Обнял брата, ответил малым поклоном на низкий поклон воеводы и удовлетворенно проговорил:

–  Стало быть, выполнили задание? Ну, садитесь и докладывайте.

Доклад подробный начал Андрей Старицкий, а когда Дошел до тех изменений, какие они с Симским внесли по собственному уразумению, Василий Иванович стал особенно внимателен. Дослушав до конца, дал царь всему свои оценки.

–  Что к Васильсурску дополнительно причалы поставили в затоне, да огородили их крепкой стеной - доброе дело. Иное все тоже одобряю, а вот насчет Ядрина сомневаюсь. Для чего близ его станицу поставили, взявши ее в городню? Не ополчим ли мы тем самым против себя Чебоксары?

–  Дозволь, государь, слово молвить, - вмешался Хабар-Симский.

–  Говори, коль слово имеешь в оправдание.

–  Мы как рассудили: не только по проезжей дороге от Нижнего до устья Свияги ставить крепость, но и бока ее окрепостить есть нужда.

К этому пришли, когда Сергач укрепляли. Нам даже местные людишки подобную мысль подбрасывали, объясняли, что боковые крепости не только отсекут чувашей и мордву, соберись они присоединиться к казанскому походу, но и защитят их, ежели воспротивятся те поддержать поход против России, а казанцы намерятся принудить их силой. Важно и другое: полон и обозы с награбленным отбивать неожиданными ударами с боков. Самих нукеров тревожить тоже не грешно станет. Неспокойность вражеская всегда на руку нам. С князьками же мы договора учинили. Мирно. Без нажима.

–  Разумность видна. А как же князь Дмитрий отнесся?

–  Никак, - ответил Андрей Иванович.
– Он ни разу в Нижний не приезжал, а посылать гонцов по каждому пустяку в Москву, затем ждать его возвращения до морковкина заговенья, растянулось бы сооружение оборонительной линии. Разумно ли?

–  И все же…

–  Мы готовы понести наказание.

–  Да, вы его заслуживаете. Только, как я понимаю, поступали вы в державных интересах, поэтому не взыщу за самовольство.

–  Еще прошу тебя, государь, - вдохновившись, рискнул на просьбу князь Андрей, - не обойди вниманием меня и воеводу Симского, когда соберешь рать для похода на Казань. Мы с воеводой обдумывали, каким следует путем идти, куда загодя выслать огневой наряд, съестные запасы, пороха, ядер и дроби. Речную рать, мы еще полагаем, нужно изготовить, тоже загодя. Пунктом сбора установить Васильсурск.

–  Не обойду. Даю слово. Только вот похода в ближайшее время не намечаю. Однако готовиться к нему стану сейчас же. Тебе, воевода, поручено готовить учаны и ладьи для речной рати, искать добрых вожей и все остальное, что надобно для рати по Волге.

Хабар-Симский, встав, низко поклонился и заверил:

–  Устрою все ладом.

–  Верю, потому и поручаю столь великое дело. Тебе ясе, князь, иное поручу, - обратился Василий Иванович к брату.
– Важнее важного. Завтра с утра поговорим об этом, сейчас же ступайте по домам, побаньтесь с дороги, а вечером - ко мне, на трапезу, на ней и Дмитрий будет. Успокою его, если у него возникнет обида, что мимо него шмыгнули. Слукавлю, скажу, будто вы по моей воле ко мне на доклад пожаловали.

–  Спасибо, брат, - поблагодарил Андрей. Оба гостя покинули царские палаты.

–  Слава Богу, обошлось, - остался доволен Хабар-Симский.

С вдохновением он воспринял новое поручение царя и поклялся Андрею Старицкому:

–  Уж я расстараюсь. Все ладом устрою. Комар носа не подточит. Не пожалеет государь, что доверил большое дело.

–  А мне что поручит?

–  Худого не жди. Важное что-либо. Непременно - важное.

–  Не знаю. Может, не изменил обо мне мнения. Все как прежде относится: последыш-несмышленыш?

–  Не унывай, князь, прежде времени. Лучше едем ко мне, будем в баньке париться.

–  С удовольствием.

Ваня, она и есть баня. Она как рукой снимает все душевные невзгоды.

Бодрые и просветленные спустя некоторое время сидели Андрей Старицкий и воевода в трапезной царя всей России. Как всегда, Юрий и Дмитрий расположились по правую руку от него, Андрей-последыш - по левую, а Хабар-Симский на сей раз - левее князя Андрея. Это уже что-то значит, видно, признает старший брат его заслуги не ниже заслуг знатного воеводы.