Поздний бунт. Андрей Старицкий

Ананьев Геннадий Андреевич

Во дворе, однако, полнейшая тишина. Никто никуда не собирается. Разъезды, высланные в подвластные земли пана Заберезинского, еще не возвращались. Выходит, не спешит Глинский идти на Мозырь.

Не ошибся князь Андрей. День до обеда прошел в безделии. Затем - пир. До самого вечера. В опочивальне его опять ждала дева-краса, кохала князя всю ночь напролет, утихомирившись только перед рассветом.

Так миновал и третий день и третья ночь. Благодать, одним словом. Отдыхай душой, тешь свое тело, ни о чем больше не думая. И хотя известно Андрею Старицкому, что князь Глинский ничего просто так не делает, все же решил спросить его, отчего он тратит дни на праздность. Ко всему прочему у Андрея Ивановича снова

возникло сомнение в нужности долгого похода на Мозырь, когда значительно ближе стоят такие города, как Вильно и Лида. Если уж война, она и должна стать войной, а не хождениями туда-обратно. Соображения, которые Глинский приводил ему в Турове и которые тогда вроде бы показались убедительными, теперь виделись весьма шаткими. Отчего, размышлял он, шляхтичи, если они и впрямь намерены поддержать своего прославленного воеводу, не могут стекаться, допустим, к Лиде? Что? Дорог не знают? И вообще, угрожать центральным городам выгоднее по всем расчетам, чем овладеть Мозырем, который, как ни крути, все же - окраина.

«Не ставит ли Михаил Глинский в первую голову какие-либо свои личные интересы? Не мыслит ли присоединением Мозыря к Турову создать свое княжество, никому не подвластное, но скрывает от меня свои намерения?» - спрашивал себя царский посланник. А лукавить, как понимал Андрей Иванович, Глинский умеет. Не обвиняя нового знакомого в желании обеспечить свою выгоду, князь Старицкий все же мягко, но настойчиво высказал Михаилу Львовичу все сомнения.

–  Много вопросов, друже Андрей Иванович, но я ждал их от тебя и готов ответить, - сказал Глинский.

–  Итак, по порядку… Почему - Мозырь? Как я говорил тебе, там много моих сторонников, и если Сигизмунд пошлет на меня рать, мне легче побить ее именно там. Много раз я спасал и город и его окрестности от ордынцев и крымцев, а такое не забывается. В Мозыре и окрестных поселениях шляхта, что меня поддерживает, встретит с полной доброжелательностью. А это очень важно. А под Лидой или Вильно шляхтичи могут встретить враждебность, и тогда не все останутся тверды в своем выборе. Все же я мог бы изменить свой первоначальный план, учтя замысел царя Василия Ивановича, но дело-то в том, что мой план полностью совпал с планом нашего государя.

Не ускользнуло от внимания князя Андрея слово «нашего». Стало быть, Глинский уже числит себя служилым князем российского государя. Это - хорошо.

–  Государь Василий Иванович, - продолжал Михаил Глинский, - шлет свою рать на Березину, на Минск и еще северней Минска. Значит, возможно будет легко передвигать силы, собирая кулак там, где это требуется. Исходя из действий противной стороны. Достаточны ли пояснения?

–  Вполне, - согласился Андрей Старицкий с доводами опытного воеводы, но тем не менее подумал про себя, что подозрения о личных интересах Михаила Львовича остались, однако не стал высказываться по этому поводу, решив:

«Поживем, увидим. Истина всегда найдет себе выход, как ни таись».

–  Теперь - о Вильно и Лиде. Не одолею я этих крепостей имеющимися у меня силами, а русская рать подойдет сюда не вдруг. Не по прямоезжей дороге ей идти, и вполне возможно, с боями придется продвигаться. Враскоряку все может пойти, и не польза получится, а вред. Страху поначалу нагоним, это ты, князь, верно говоришь, но долго ли гоголем ходить станем? Не придется ли нам улепетывать чирками [92] ? Большая рать ведется без спешки, без головотяпства. Иначе не успех, а кукиш.

[92] Чирок - некрупная водоплавающая птица семейства утиных.

–  Принимаю и этот довод, но хочу знать, не во вред ли общему успеху прохлаждаемся мы

в этом замке?

–  Иль не по нраву утехи ночные?
– хотел отделаться шуткой Михаил Глинский, но князь Андрей остался серьезным:

–  Подойдет королевская рать, осадит замок, до ночных ли утех будет? На твое ратное мастерство имеет расчет царь Василий Иванович. Повод у него, как и у шляхты: заступничество за оскорбленного. А если нас с тобой осадят, что останется от всей затеи? Тогда уж точно - пшик.

–  Не могу ничего возразить. Ты полностью прав. Только не думай, что я свесил уши и, кроме пиров, ничем не занимаюсь. Мне известно, что Сигизмунд уже получил весть о гибели ясновельможного пана Заберезинского, но, похоже, не понял всей важности моего шага, а советников достойных у него сегодня нет. Пока Сигизмунд палец о палец не стукнул. Как мне сообщают, похоже, он даже доволен гибелью заносчивого пана, к которому, как ни суди, попал в зависимость.- Так что, дорогой князь, рати королевской скоро не жди. Сейчас Сигизмунд может послать только свою личную гвардию, но он этого ни за что не сделает: побоится, что она может перейти на мою сторону. Вот так, друже Андрей. Выступаем сразу же, как я получу весть, что Мозырь подтвердил готовность отворить ворота, впустить, кроме того, еще и шляхетские отряды, которые весьма внушительно увеличат нашу с тобой мощь.

–  Выходит, зряшные мои тревоги?

–  Нет. Они правильные. Виноват я, что не ознакомил тебя с подоплекой моей медлительности и праздности. Исправлюсь, князь, впредь не стану оберегать твое спокойствие подобным способом. По рукам?

–  По рукам.

В пирах прошла еще пара дней, еще две ночи - в неге, лишь утром третьего дня Глинский не то сообщил князю Андрею свое решение, не то испросил у него согласия:

Ну, что - пора в дорогу? Пару часов на сборы и - поход. Как?

–  Получена весть?

–  Да. Мозырь подтвердил клятвенно свою готовность отворить ворота. Да и Сигизмунд начал собирать в Краков Шляхту, ему верную.

–  Тогда вопросов нет. Раз нужно, трогаемся. Возвращались той же дорогой, какой шли в Гродно, только на этот раз Глинский вдвое больше высылал передовых и боковых дозоров, явно опасаясь засад, но все прошло благополучно. Перед Туровым Михаил спросил совета у Андрея Ивановича:

–  Стоит ли, как ты считаешь, заезжать в Туров? Не могу решить: остановиться ли в нем на пару деньков, обойти ли стороной?

–  Разумней, предполагаю, поспешить к Мозырю. Царь Василий Иванович уведомлен, что ты в Мозыре станешь ожидать его слова. Гонец - туда, а мы пируем в Турове. Ладно ли?

–  Это очень важно, - согласился Глинский и добавил: - Мне еще одно важное сообщение должно прийти в Мозырь.

Едва не сорвался с языка Андрея Старицкого вопрос, однако сдержал свое любопытство, поскольку догадался, что, скорее всего речь идет о послании из Киева.

Догадка, как оказалось, верная. Пространное письмо отправил Глинский из замка Заберезинского вдовствующей княгине Анастасье, сообщив ей все без утайки о том, что с ним стряслось и как он начал мстить обидчикам, просил под конец письма стать его женой. Без всяких сомнений, Глинскому очень хотелось заехать в Туров, повидаться с братьями, которых он не взял с собой в поход на замок Заберезинского, но особенно понежить свою любимую племянницу Елену. Ей он вез драгоценный подарок - алмазные подвески. И в то же время душа его жила предвкушением счастья, нежных объятий будущей супруги, любимой и любящей. Он отчего-то даже не брал в голову возможность отказа. Представлял он и суровую борьбу за восстановление прежнего величия Киевского княжества. Его княжества! Вот Глинский и обрадовался, когда услышал совет Андрея Старицкого поспешить в Мозырь, теперь есть и оправдание: ему необходимо исполнять обещанное царю российскому.