Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
Пушкари спешно заряжали пушки, установленные на кичке [102] , и только корабль повернул к берегу, где шла сеча, ядра полетели в самую гущу татарских всадников, метко, не задевая своих. Дробью бы обсыпать казанцев, куда как удобней, только опасно: своим может перепасть.
Два полка - не фунт изюма. Казанцы попятились, русские ратники вдохновились, но не вперед рванулись, что могло бы принести большую пользу, а начали упорнее пробиваться к плотам. Остановить их и повернуть на Казань уже не было никакой возможности. Оказавшаяся во власти страха, большая масса людей, боящихся смерти или пленения, которое страшнее смерти, неуправляема.
[102] Кичка - нос судна.
– Ну что, принимаем рать на борта, а своими полками сдерживаем натиск нукеров?
– спросил Хабар-Симский князя Андрея.
– Именно так. Дного выхода нет. Пусть и плоты используют. Возьми на себя переправу.
Хабар-Симский сбежал по сходням и фактически полностью взял в свои руки организацию переправы. Одних он посылал к плотам, других на учаны, ладьи и юмы. Теперь пушки со всех кораблей начали стрелять дробью, здорово вредя казанцам, и те ослабили напор. Переправив часть войск на противоположный от Казани берег, воевода вернулся за теми, кто продолжал твердо удерживать противника, не давая возможности казанцам захватить юмы и огневой наряд.
Казанцы, напирая, несли большие потери, особенно от дроби и меткой стрельбы рушниц, но и ряды защитников таяли. Попробуй в такой обстановке погрузиться на корабли - не получится.
Только наступившая ночь спасла жизнь многим храбрецам. Остатки полков речной рати бесшумно погрузились на корабли, которые моментально оттолкнулись от берега и направились вверх по Волге. Только учан с князем Дмитрием и иными, оставшимися в живых воеводами, держал путь в устье Свияги.
Князь Андрей не повел свой караван в Басильсурск, а, поднявшись вверх на десяток верст, пристал к берегу Нагорной стороны, и тут же послал гонца уведомить князя Дмитрия о своем местоположении. Он уже не мог самостоятельно принимать решения, ибо теперь был в подчинении князя Дмитрия.
– По уму бы причалить в Васильсурске и ждать слова царя Василия Ивановича, а не здесь торчать, на неустроенном берегу, - высказал свое мнение Хабар-Симский, и князь Андрей с ним согласился.
– От рати едва ли половина осталась, да и наши полки заметно поредели. Посечено и пленено изрядно. Нечего думать о новом наступлении на Казань. Придется ждать, что решит государь, а он либо отменит поход, либо пошлет новые полки нам в помощь. А на это не одна неделя нужна. Подождем, однако же, слово братца моего Дмитрия Ивановича, он - главный воевода, а не мы с тобой.
Вскоре от князя Дмитрия к нему прискакал гонец с твердым приказом явиться на совет в главный стан на Свиягу.
– Поедем вместе, - повелительно предложил Хабару-Симскому князь Андрей Иванович, - вдвоем сподручней станет противиться, если затеет князь Дмитрий неурядицу.
– Что ж, поедем, если так лучше считаешь. Совет начался не совсем обычно: главный воевода не стал предлагать соратникам высказывать мнения, чтобы решить, как действовать дальше, а тоном, не терпящим пререканий, заявил:
– Я принял такое решение: поход окончен. Неудача случилась не по нашей вине. У нас оказалось мало сил. Если волен будет царь Василий Иванович готовить новый поход, посоветую ему послать вдвое больше сил.
– Не много ли берешь на себя, - остановил главного воеводу князь Андрей, пользуясь правом брата, хотя и младшего.
– Поход затеян по воле государя нашего, потому отменить его волен он один. Ты, как главный воевода, вправе приказать нам, - князь обвел рукой присутствующих воевод, число которых после боя у Казани поуменьшилось, - и мы вынуждены будем подчиниться, но мой совет тебе, брат: не гони вскачь да наобум. Давай сообща помозгуем. У нас тоже есть головы, и в ответе все за позор поражения.
Не очень-то был доволен главный воевода таким смелым словам воеводы речной рати. Осадить бы его, поставить на место, но, как ни крути, все же брат, нельзя с ним ссориться прилюдно, да и разумность в его словах есть. Пусть самодержец Василий Иванович решает. Послать к нему гонца и - гора с плеч. Легко пошел Дмитрий на попятную:
– В твоих словах, братишка, есть резон. Давайте сообща решать, пусть каждый скажет свое мнение - только свое, - не угождая ни мне, ни князю Андрею.
Первым поднялся Хабар-Симский:
– Мое слово такое: всю оставшуюся рать отвести вверх по Свияге и, найдя удобное место, разбить стан. За берегом Волги иметь наблюдение. Постоянное, но от Казани скрытое. Пусть там посчитают, будто наши полки совсем ушли. Речную же рать поднять к Васильсурску и там ждать слова царя Василия Ивановича или твоего, главный воевода. Тебе же срочно слать гонца к государю и ждать ответа.
– Ты, знатный воевода, только от себя говоришь или с князем Андреем держал совет?
– И от себя, и от нас двоих, воевод речной рати.
Дальше обсуждение пошло по проторенной дорожке. Хитро пошло: братья с их разными мнениями остались вроде бы в стороне, и все, словно прежде сговорились, полностью соглашались с тем, что предложил воевода Хабар-Симский. Князь Дмитрий вынужден был отступить.
– Совет окончен. Мы с тобой, князь Андрей, готовим грамоту к государю, а воевода Симский, не ожидая твоего приезда, пусть уводит речную рать к Васильсурску.
Устраивало или нет князя Андрея такое решение, но не посчитал возможным просить для себя что-либо лучшее (уводить корабли в Васильсурск лично), дабы не подать дурного примера другим воеводам, а они, как понимал князь, были весьма недовольны прежними действиями главного воеводы, результатом которых стала позорно проигранная сеча с великими жертвами. Воеводы, подай им пример, вполне могли взбунтоваться даже против нынешнего решения, в подобной обстановке наиболее разумного. Но как на это всеобщее недовольство посмотрит царь Василий Иванович? Дмитрия главным воеводой он своей волей поставил и не расценит ли теперь в общем-то справедливое возмущение как против его единовластия направленное?
Короче говоря, ради спокойствия соратников-воевод и учитывая возможные дурные последствия, князь Андрей, хотя ему так не хотелось участвовать в подготовке послания царю, покорно склонил голову. Сам Дмитрий начудесил, самому бы и отдуваться.
– Как велишь, главный воевода. Ты за все в ответе, - сказал брату.
Вот, наконец, гонец ускакал, стало быть, дней пяток жить в неизвестности. Князь Дмитрий словно задремал. Даже наблюдателей на берег Волги не отрядил, о том, что это надо сделать, осторожно сказал ему князь Курбский уже после отъезда Андрея Старицкого к своей рати. Вернее сказать, Курбский взял на себя организацию наблюдения.