Пожалуйста, избавьте от греха
Шрифт:
Я пробежал листок глазами и передал его Вульфу.
– Я вижу, у вас есть телевизор, – произнес Назир ибн-Бекр. – Возможно, вы видели в мае программу КВС под названием «Нефть и Мекка»? Седьмого мая.
Вульф потряс головой.
– Я редко включаю этот прибор, – признался он. – Всякий раз я убеждаюсь, что не зря придерживаюсь столь низкого мнения о телевидении.
Моим мнением никто не интересовался, поэтому я скрыл, что посмотрел «Нефть и Мекку», когда был у Лили Роуэн.
– Программа шла целый час, – сказал террорист. – Частично она была посвящена добыче нефти в арабских странах, но, кроме этого, в ней содержались и определенные комментарии. Напрямик там сказано не было, что существование и процветание Израиля куда важнее для цивилизации и демократии, чем арабская
Он посмотрел на меня, потом снова перевел взгляд на Вульфа.
– Должен объяснить, что я сам стал членом этой группы всего год назад, даже меньше, и еще не пользуюсь их доверием. Армад Кармат до сих пор не принял насчет меня окончательного решения – вот почему я и сказал, что не вполне уверен, есть ли у меня именно те сведения, которые вас интересуют. Я знаю, что у них было три бомбы, я их видел собственными глазами. В апреле. А в то воскресенье, восемнадцатого мая, один из них предложил, что нужно заложить бомбу в контору КВС, желательно – в кабинет самого Эймори Браунинга. Завязалось обсуждение, которое прервал Армад Кармат – как мне показалось, из-за меня. Как я говорил, он мне еще не доверял. В следующее воскресенье, двадцать пятого мая, один из них сказал о том, что в кабинете Эймори Браунинга взорвалась бомба, в результате чего погиб другой вице-президент, Питер Оделл, но Армад Кармат сказал, что мы это обсуждать не будем. С тех пор мы встречались еще четырежды, но про бомбу никто не вспоминал.
Назир ибн-Бекр закинул голову назад, пару раз вздохнул, потом снова обвел глазами меня и Вульфа.
– Вот, – сказал он. – Я вам все рассказал. Сегодня утром я прочитал ваше объявление. Шестьдесят пять тысяч долларов – это большие деньги. Я был с вами предельно откровенен. Это все, что я знаю. В объявлении не сказано, что я должен предъявить доказательства.
Террорист снова полез в карман пиджака, достал прежний коричневый конверт и вынул из него еще что-то.
– В моем положении, – сказал он, – нужно быть готовым ко всему. Вот кусок долларовой бумажки, которую я разорвал на две части. Если вы узнаете, что я вам рассказал именно то, ради чего вы дали это объявление, а я не приду за деньгами, то это может быть из-за того, что меня уже нет в живых. В этом случае за деньгами придет кто-то другой, который и предъявит вторую половину доллара. Вас это устроит?
Он положил обрывок купюры на стол Вульфа. Я встал, повертел бумажку в руке, потом вручил Вульфу. Вульф склонил голову и посмотрел на террориста.
– Думаю, – произнес он, – вы говорите по-арабски?
– Конечно.
– И на ваших воскресных встречах вы тоже разговариваете на арабском?
– Конечно.
– Очень удачно. Для вас. Ваша попытка говорить на английском так, как должен был бы говорить цивилизованный палестинец, несостоятельна. Не следовало вам даже пытаться. Как вас зовут на самом деле?
Гость не моргнул и глазом.
– Вам это ничего не даст, – сказал он. Потом что-то спросил, видимо, на арабском. Для меня его речь прозвучала как бессмысленный набор звуков, но по интонации я догадался, что это вопрос.
– Изучал, – ответил Вульф, – но много лет назад. Арабский не относится к числу моих любимых языков. А знать, как вас зовут, я хочу потому, что у меня может возникнуть необходимость спросить вас о чем-нибудь.
Назир ибн-Бекр покачал головой.
– Я рассказал вам все, что знал. Я и так пошел на огромный риск, придя сюда к вам, и добавить мне уже нечего. Вы правы. Арабский – не мой родной язык. Родной – испанский. Но по-арабски я тоже разговариваю хорошо. Скажу вам вот что: если что-то случится, если кто-то из них скажет еще что-нибудь важное для вас, я позвоню или приду сам. – Он встал и застегнул верхнюю пуговицу пиджака. – Позвольте откланяться.
– Одну минутку, – сказал Вульф. – За нашим домом следят. Полиция установила наблюдение. Мистер Гудвин покажет вам другой выход. Вы сможете выйти прямо на Тридцать четвертую улицу.
Террорист покачал головой.
– Это ни к чему. Спасибо, конечно, но слежки я не боюсь. Кто бы ни попытался, будь это даже в Багдаде или в Каире, я уйду от любой слежки.
Он зашагал к двери. Было бы интересно выглянуть и посмотреть, кто из моих полицейских приятелей сядет ему на хвост, но мне не хотелось проявлять излишнее любопытство. Заперев за террористом дверь, я выкрикнул: «Горизонт чист!», и из ниши вынырнула наша бравая троица. Они дружно зашли за мной в кабинет и выстроились перед столом Вульфа.
– Прошу прокомментировать, – сказал Вульф. – Фред?
– Не думаю, – сказал Фред. – Как бы он проник в кабинет Браунинга, когда никого там не было, и почему бы он выбрал именно нижний ящик?
– Орри?
– Лига защиты евреев! – выпалил Орри.
– Нет, – сказал Сол. – Он не подходит. То есть он, конечно, еврей, но не того типа. Я согласен с Фредом. С его логикой, хотя следует учесть и фактор времени. Трудно поверить в случайность факта, что бомба была подложена именно в тот день, когда должны были избрать нового президента.
– Вообще-то, – сказал Вульф, – он вовсе ничем не рискует. Пусть даже вероятность, что все случилось именно так, как он придумал, одна тысячная, все-таки у него есть шанс набить мошну. Арчи, перепечатай список, который он нам дал, добавь туда его имя и отдай Фреду. Фред, проверь, стоит ли терять на них время. Проникни в эту квартиру со всеми мыслимыми предосторожностями – рисковать не стоит. Условия наши обычные. Есть еще комментарии?
Ни у кого их не нашлось. Я развернул пишущую машинку, Фред сел в кресло, а Сол и Орри прошли в гостиную.
Это образец последовавших на объявление откликов. Вовсе не типичный, нет, но я так и не говорил. Впрочем, любой давший подобное объявление и указавший в нем свои имя и адрес, должен отдавать себе отчет в том, что от звонков и посетителей отбоя не будет, но остается только надеяться, что хоть в одном случае информация окажется мало-мальски стоящей. Чтобы просто заполнить страницы этого дневника, я мог бы запросто привести еще дюжину подобных случаев за последующие пару дней, до девяти сорока двух вечера в четверг. Некоторые из этих случаев могли бы помочь вам получше познать человеческую натуру. Вот, скажем, пожилой мужчина в безукоризненном белом костюме и пышном парике, которому в ночь на вторник приснился сон. А пришел он в среду. Во сне он видел мужчину, который открыл нижний ящик стола и с помощью клейкой ленты прилепил к перегородке небольшую пластиковую коробочку, из которой торчал длинный тонкий провод длиной примерно с фут. Он прикрепил конец провода изнутри к передней крышке ящика, задвинул ящик и ушел. Если бы показали ему фотографии людей, которые могли войти в кабинет Браунинга, он указал бы нам на убийцу, причем подтвердил бы свои показания в суде под присягой. Представляете, какие есть люди – он бы добровольно пошел в суд, даже без повестки.
Были еще три или четыре личности, которыми занимались Сол и Орри. В деле арабских террористов Фред пока не продвинулся ни на шаг.
Чтобы вы поняли, в каком гнусном настроении я пребывал вечером в четверг после ужина, я признаюсь, чем занимался. Во-первых, чем я не занимался. Я не пошел к Солу на традиционный покер. Вместо этого я сидел в кабинете за своим столом и уныло пялился в блокнот, который я сам называю: «Последний резерв Ниро Вульфа». В нем перечислены некоторые предметы, хранившиеся в частном сейфе банка «Континентал траст компани», и я уже прикидывал, с какими из них можно с наименьшими потерями расстаться, если к нам по-прежнему будут обращаться только арабские террористы и ясновидцы. Вульф громоздился за своим столом, погрузившись в томик рассказов Тургенева, что тоже было дурным предзнаменованием. Он всегда берет книгу, которую уже читал, если у него на душе скребут кошки.