Пожар
Шрифт:
— Сладко! — отвечает Степка. Сам кашляет, и в глазах слезы стоят.
— И мне сладко! — говорит Васька.
Покачал головой Степка.
— Не буду, — говорит. — Мутит меня, Васька.
— Мутит? Эх, ты, Степа! — храбрится Васька, а сам бледный, даже зеленый стал. На лбу пот выступил. В глазах черно.
— Нет, не буду, — говорит Степка и вышел из овина.
— А я курю, — Васька ему вдогонку. Да так и свалился. Ничего не помнит.
Очнулся, будто что укусило. Вскочил. Вокруг него солома
А тут ворох соломы вспыхнул.
Подпрыгнул огонь, как живой, под самую крышу. Дым повалил черный. Загудело. Защелкало. Всю крышу разом охватило.
Закричал Васька и кинулся из овина. Видит: бежит от избы дед Архип. Босиком, бородой трясет, руками машет. Что-то крикнуть хочет, и не может. Вбежал в овин и выбежал обратно с ободом от старого колеса. Носится вокруг овина с ободом в руках и не кричит, и огонь не тушит, и обода не бросает.
Вдруг — бам, бам, бам, бам! — на колхозном дворе в рельсу забили.
Как на счастье, колхозники только что с сеном приехали.
Катят бочки. На ходу лошадей впрягают. Пожарную машину из сарая выкатили и бегом на себе везут.
Как увидел все это Васька, не знает, что с ним стало. Перелез он через забор и побежал к лесу.
Остановится, обернется. Колышется высокий столб огня, а над ним желтый дым растет. Поглядит Васька — снова припустит. Прибежал в лес. Упал — не продохнуть. Уж очень он испугался.
Долгое время лежал так Васька. Встал и дальше пошел по лесу.
Идет и думает: что ж теперь будет? Как ему теперь домой итти. И решил Васька домой не являться.
— Живут же, — рассуждает, — лесные люди, и я буду лесным. Выстрою себе из веток лесную хатку, там и жить буду.
Тем временем захотел Васька есть. Набрел он на куст малины — поел.
«Картошек бы теперь!» подумал Васька и заплакал. А потом и рассудил. Лесные люди картошек не едят, а только грибы и ягоды. А зимой как же? Зимой грибов да ягод нету, и мамки нету, и печки нету. Помрет Васька совсем. И так стало себя ему жаль. И мамку жаль, и деда жаль… И Степки никогда больше не увидит Васька.
«Нет, лучше домой пойду». А как вспомнит пожар — страшно, не идут домой ноги.
Темнеть начало, а в лесу темнеет быстро, и рад бы теперь домой итти Васька, да в темноте не найти дороги.
Лес настороженный стал. Что-то страшное кругом творится. Там, в кустах, шипит что-то. Что-то хрюкает и топочет. Верно, еж со змеей сцепился.
Задрожал Васька, свернул в сторону. Вдруг что-то как шарахнется, как ухнет. Даже ветром в лицо Васькино пахнуло. Сомлел Васька. Даже присел. А это филин взлетел. Побежал Васька, а сзади филин ухает, хохочет.
Бежит Васька.
Там через пень споткнется, там
Проснулся Васька — кто-то его за плечо трясет.
Открыл глаза, а это ребята из их колхоза за сеном приехали. Две бригады — одна женская (бригадиром у них Таня, та, что лучше всех русского пляшет) и еще одна бригада — Вани Журавлева, комсомольского секретаря.
— Ага! — говорит Ваня Журавлев. — Да ведь это ж курильщик наш. Ты что ж это сбежал? Там мамка твоя с ног сбилась, тебя искавши. Думали — в огне ты сгорел.
— Ужо вернись, Васька! — говорит другой парень из Ваниной бригады. — Там батя для тебя пояс приготовил. Он тебя угостит.
Заплакал Васька.
А Таня его к себе на воз посадила.
Едут они на возу. Таня правит, про пожар рассказывает. Ветра хоть и не было, но огонь на избу соседнюю перекинулся.
Приехали в село. Спрыгнула с воза Таня, Ваську сняла.
— Подождите меня, девчата, я сейчас, только вот мальчонку сведу.
Пришли они к Васькиному дому. Боится Васька в сторону овина взглянуть. Взглянул — и обмер. Вместо овина обугленные столбы стоят. Кругом черно. Пологорода вытоптано.
Подошла Таня к окну открытому. Васькина мамка на стол собирала.
— Тетя Марья, — говорит Таня, — выдь на часок.
Вышла Васькина мамка.
— Вот, гляди, — говорит Таня, — кого я тебе привела. Всплеснула руками мамка, а Таня что-то ей на ухо шепчет, на Ваську кивает, улыбается. Взяла мамка Ваську за руку, ввела в избу.
— Ну, Васька, — говорит отец, из-за стола вылез.
Взглянул на отца Васька и опустил голову. Уж очень страшное у него было лицо.
— Ладно уж, Михаил, — заступилась за Ваську мамка, — прости ты его. Он и так страху натерпелся. Совсем на мальчонке лица нет.
Махнул рукой отец. Ничего не сказал больше. Сел Васька за стол. Щи на столе стоят.
— Ну, — говорит мамка, — что ж не хлебаете?
Зачерпнул отец раза три, положил ложку. Из избы вон вышел. Дед тоже не ест. Голову опустил. Как ни хотелось Ваське есть, и он есть не стал.
Заплакала мамка. Хочется Ваське утешить мамку.
— Чего ты? — говорит он. — Не плачь, мамка!
— Как не плакать, — отвечает мамка, — если из-за тебя у нашего соседа дом сгорел. Хорошо, у нас изба вот осталась. И отец твой за тебя отвечать должен.
— А ему что будет?
— Не знаю… Что присудят.
— В тюрьму посадят?
— Может, и в тюрьму — не знаю.
Задрожал Васька. Раньше он об этом не подумал.
— Мамка, пускай меня в тюрьму лучше!
— Какой ты ответчик. Ты маленький.