Познание России: цивилизационный анализ
Шрифт:
Экстенсивная и интенсивная стратегия исторического бытия предстают как две самостоятельные и глубоко различающиеся сущности. Однако историческое развитие не сводится к двум этим моделям. Внутри экстенсивного и интенсивного способа бытия возможно собственное восходящее движение по пути интенсификации. На смену чисто присваивающей экономики охотников и собирателей приходит пастух и земледелец. Мигрирующее земледелие, подсека, сменяется трехпольем, и далее навозным земледелием. Экстенсивное производящее хозяйство, деградирующее среду и требующее перехода на новые территории (например, известная нам «подсека»), постепенно сменяется хозяйством, способным неограниченно долго существовать на заданной территории.
Общество кочевников, существующее за счет грабежей, взимания дани с покоренных народов, осваивает стратегию жизни на доходы
Производство и экспорт сырья замещаются производством и экспортом продуктов первого передела. Далее осваивается производство продуктов второго передела, производство предметов с высокой долей стоимости в материале. Им на смену приходит производство сложных предметов с высокой долей стоимости в труде изготовителя. На следующем этапе высоко динамичные общества достигают уровня развития, позволяющего экспортировать предметы «хайтека», знания и технологии на фоне импорта «железа» и простых форм. Так происходит бесконечное восхождение по пути интенсификации.
В этой перспективе экстенсивная и интенсивная стратегии предстают как формы культурного/(или цивилизационного) синтеза, фиксирующие базовые характеристики социокультурного целого, сложившегося к моменту синтеза. Внутри каждой из этих стратегий возможно дальнейшее восхождение по пути интенсификации. Такое восхождение естественно порождает проблемы, но они, носят тактический характер и, как правило, находят свое решение. Настоящие, масштабные проблемы, связанные со сменой качества, возникают при переходе от экстенсивной, к интенсивной стратегии. Смена генеральной модели культуры — исключительно энергоемкий процесс, сопровождающийся большими потрясениями. Смена исторического качества предполагает одновременное изменение системы социальных отношений, ментальности, образа жизни, экономических отношений, внутри и внешнеполитической стратегии. В известном смысле, в процессе перехода от экстенсивного к интенсивному типу исторического развития умирает одно и рождается другое общество. Далеко не все субъекты истории смогли перешагнуть этот порог. История человечества разворачивает перед нами реестр племен, народов и даже локальных цивилизаций, которые исчахли, рассыпались, погибли в бессмысленных войнах, воплощавших тупиковую историческую инерцию экстенсивного существования, но так и не смогли перейти к интенсивной модели развития. Описываемый нами переход сопряжен с риском полной деструкции и исчезновения общества.
На некотором этапе восхождения по пути интенсификации экстенсивных обществ открывается зона фазового перехода. Дальнейшая ассимиляция частных интенсивных технологий, моделей поведения, установок и ценностей упирается в границы системного качества культуры. Элементы интенсивного космоса начинают разрушать исходное целое. В ответ активизируются мощнейшие механизмы самосохранения. Диссистемные инновации блокируются. Традиционная целостность отторгает нововведения и те социальные слои, с которыми они связаны. В обществе поднимается «волна архаизации» (А. Ахиезер). В результате, процесс интенсификации не просто тормозится, но блокируется и может пойти вспять. Необходима огромная энергия и мощные потрясения, которые выливаются в особый режим воспроизводства исторического субъекта интенсифицирующегося экстенсивного общества, вступившего в пространство фазового перехода143.
За достаточно эвфемистической формулой «особый режим воспроизводства исторического субъекта» скрывается процесс пресечения исторического воспроизводства традиционного универсума. Обычно этот процесс растягивается на несколько поколений. Суть его в создании таких условий, в которых ядро данной культуры — экстенсивно ориентированная ментальность — утрачивает возможности воспроизводства. А этого можно добиться одним единственным способом — минимизировать шансы на выживание для носителей экстенсивно ориентированного сознания, создав для них невыносимые условия. Носители экстенсивного сознания подвергаются диффамации, выдавливаются из общества, маргинализуются, уничтожаются самыми различными способами.
В Европе на смену средневековой
Традиционный человек не только не желает принимать новую реальность, но и не способен жить в ней. Отсюда народные восстания и крестьянские войны, отсюда дисперс мое, атомарное противостояние утвердившемуся социальному порядку (массовое хулиганство). Отсюда балластность и пассивные формы противостояния переменам. Отсюда социально-психологическая дестабилизация традиционной стихии — взрывной рост разнообразных сект, будоражащие простонародье слухи, эсхатологическое томление и т. д.
Вписанные в традиционный мир люди становятся жертвами «огораживания», разоряются десятками тысяч, пополняют разрастающуюся армию бродяг. В ответ государство принимает жестокие законы о бродяжничестве. Традиционный человек живет в непоколебимом убеждении, что сытый должен поделиться с голодным. Это убеждение вступает в неразрешимый конфликт с принципом частной собственности. В Англии до середины XIX в. карманная кража на сумму свыше 5 шиллингов, либо кража товаров в лавке на сумму свыше 40 шиллингов каралась виселицей. Слуга, обокравший господина на сумму свыше 40 шиллингов, шел на виселицу. Традиционный человек рассматривает работу как нечто, гарантированное ему космическим порядком вещей. Отсюда право крестьянской семьи на обрабатываемую землю, отсюда жесткое регулирование рынка, ограждавшее ремесленные цеха от конкуренции внецеховых производителей (как в городе, так и в крестьянской округе). Промышленная революция разоряла ремесленника и лишала его работы. В ответ, ремесленник брал в руки кувалду. В Англии в начале XIX в. проникновение в цех с целью сломать станок каралось виселицей. С нашей точки зрения, такие феномены, как раскулачивание, коллективизация, голодомор, «указ о колосках» лежат в одном ряду с правовой практикой Англии XVII–XIX вв. В типологически сходной исторической ситуации власти СССР разрушали традиционный универсум аналогичными методами.
Традиционная культура во всем мире характеризуется огромной, немыслимой устойчивостью. Традиционный человек изменяется лишь в чреде поколений, незаметно для себя самого. Причем, условие такой трансформации — глубочайший и устойчивый стресс, ставящий человека на грань выживания. При этом изменяется каждый третий или каждый пятый. Остальные — отбраковываются, маргинализуются и сходят на нет, вышибаются из бытия. Самоорганизация культуры, переживающей переход от экстенсивной к интенсивной доминанте, задает такие параметры процесса воспроизводства, в которых условием выживания оказывается смена ментальности.
Алкоголизация, наркомания, взрывообразный рост сектора деклассированных элементов, снижение рождаемости, уменьшение продолжительности жизни, аномия, рост преступности — все это феноменология общего кризиса, связанного с переходом общества от экстенсивно ориентированного к интенсивному типу социокультурного целого. Экстенсивно ориентированный субъект переживает переход к интенсивно ориентированному типу общества как крушение космоса, утрату онтологических оснований бытия, смысла жизни, ориентиров и ценностей и т. д. Общество дезинтегрируется, переживает социальные и политические потрясения.
Нельзя сказать, что вся эта феноменология не была известна отечественным историкам и обществоведам 20–30 лет назад. Была известна. Адекватная оценка этих явлений была заблокирована ложной теоретической перспективой. Кризисы фазового перехода проходили у нас по ведомству «классовой борьбы» и описывались в главах, повествующих об ужасах перехода к капитализму. Но, поскольку советский народ совершил великую революцию и строил коммунистическое общество, трагедии утверждения капиталистических отношений имели для советского человека академически-познавательный интерес.