Познание России: цивилизационный анализ
Шрифт:
Если наша оценка исторической ситуации справедлива, то в России разворачивается заключительный этап перехода всего общества к интенсивной стратегии бытия. Этот переход идет с начала XX в. Начиная с первой русской революции 1905 г. и до середины 50-х годов прошлого века Россия переживала исключительно драматический, кровавый период выдавливания из жизни традиционно ориентированного, экстенсивного человека. В середине 50-х годов, на первое место в объемном отношении выступил созданный советской эпохой новый социокультурный персонаж — мигрант первого поколения. Далее наступает эпоха относительной стабилизации общества. Холодная война и противостояние двух систем оформили мирный этап консервативной модернизации. Советская власть вживляла в сознание вчерашнего традиционного человека ген развития. Результат оказался противоречивым и стратегически
Разумеется, по очевидным политическим, идеологическим и психологическим мотивам ни политики, ни аналитики не говорят об этом вслух. Объективное содержание подобных процессов, осмысливается и проговаривается, как правило, постфактум, когда происходившее стало историей. Понимая мотивы, по которым политики и чиновники, в некоторых ситуациях, склонны не называть вещи своими именами, мы полагаем, что объективная вынесенная за рамки идеологических баталий рефлексия необходима и в реальном режиме времени. Она требуется хотя бы для того, что бы минимизировать риски и уменьшить страдания людей.
К этому имеет смысл добавить следующее рассуждение. Сталкиваясь с трагическими обстоятельствами, наша мысль склонна искать виновных. Между тем, объективный ход исторических событий формирует иногда мозаику факторов и обстоятельств таким образом, что самые пугающие и этически неприемлемые сценарии исторического развития оказываются наилучшим вариантом, поскольку остальные сценарии обещают еще большие испытания.
Перед российским обществом встают две существенные проблемы, Масштаб которых трудно переоценить. Первая проблема состоит в отсутствии адекватного понимания происходящих процессов и реальных исторических Перспектив, а также в глубинной психологической и культурной неготовности, если не всего, то значительной части общества к происходящему. Вторая заключается в том, что процессы замещения исторического субъекта всегда сопряжены с дестабилизацией общества и самыми различными социальными издержками.
Начнем с понимания, которое блокируется гносеологическими и ценностными барьерами. Происходящее слишком драматично, коренным образом расходится с закрепленной в сознании исторической инерцией имперского могущества, длительного исторического доминирования, осознания себя «столицей мира и свободы» и т. д. Адекватное понимание происходящего рождает истины и рисует перспективы, которые переживаются как унизительные и неприемлемые. Психологическая и культурная неготовность, если не всего, то значительной части общества к происходящему — явление закономерное. Новое всегда отрицает старое. Поэтому историческое развитие имманентно драматично. Однако развитие может идти как в непрерывном режиме, так и в режиме чередований «рывок — застой — катастрофа». Первый вариант несет в себе перманентные проблемы и множество дискомфортных ситуаций. Второй — масштабные трагедии.
В ситуации, когда общество, всеми силами стремившееся отгородиться от глобальных процессов, представлявшихся ему разрушительными, исчерпало ресурсы отгораживания, жизни за железным занавесом и снимает перегородки, — на граждан наваливается непомерный груз, связанный с трансформацией всего универсума. На наших современников упала задача пережить и ассимилировать в своем сознании коренное изменение всего строя жизни, места России в мировом сообществе, реестра друзей и союзников. Меняются критерии и ориентиры, нормы и ценности. Рухнули вчера еще устойчивые, эффективные модели поведения. Перемены в общественном сознании, социальной структуре общества, смену моделей поведения фиксируют надежные эмпирические исследования. Если учесть, что эти процессы разворачиваются одновременно, становится понятным подлинный масштаб психологического и культурного груза выпавшего на долю старших поколений российского общества. Это объясняет и растерянность одних, и поиск псевдообъяснений другими, и тягу к ретроспективным утопиям третьих. Те, кому уже поздно меняться, а таких — десятки миллионов, озабочены тем, чтобы дожить свои дни, по возможности ничего не меняя
Отвечая на высказанный и невысказанный запрос большей части общества, политики стремятся уйти от радикальных решений проблем, оттянуть непопулярные и болезненные преобразования. Оттягивая преобразования, общество проедает внутренние резервы. Качественные характеристики экономики, инфраструктуры, демографические показатели и другие базовые характеристики общества и государства ухудшаются, поскольку мера готовности общества к экономическим, социальным, культурным и политическим преобразованиям не соответствует требованиям исторического императива. Российское общество изменяется, но ситуация требует более энергичных перемен. Здесь лежат риски утраты исторического качества, риски смещения России в разряд аутсайдеров.
Т. Ворожейкина, полагающая, что Россия переживает эпоху реставрации, задается вопросом: в чем причины провала демократического проекта трансформации российского общества? В качестве типичного ответа автор приводит следующее суждение:
В том, что он не соответствовал настроениям, мироощущению огромного большинства населения, не желавшего что-либо радикально менять, согласного на сохранение своего зависимого и безответственного положения и всегда готового поддержать действующую власть из опасения перед худшим.152
Ворожейкина не солидаризируется с этим утверждением, тем не менее, приводит его как одно из типичных суждений, и это показательно.
Вторая проблема не менее драматична. Сход с исторической арены больших социальных категорий, умирание культурных традиций, разрушение преемственности поколений — всегда трагедия. Масштабы исторических потрясений, связанных со снятием традиционного крестьянства в России, общеизвестны. Нам остается надеяться на то, что завершение процессов исторического перехода к интенсивной стратегии бытия обойдется с минимальными издержками. Тем не менее, изменения такого характера и масштаба не могут не порождать маргинализацию широкого слоя общества, социальные напряжения и общую дестабилизацию, падение морали, ухудшение физического состояния населения, способствовать утверждению жесткого политического режима и т. д. Здесь перед нами открывается пространство стратегических рисков высочайшего уровня.
Перед современным российским обществом встает сложно разрешимая задача — сломать воспроизводство экстенсивно ориентированного человека, мобилизовав все силы общества на формирование его исторической альтернативы, и одновременно не допустить превышение критического уровня маргинального, балластного, выпадающего из социальных связей и противопоставляющего себя социальному порядку, сектора общества. Того самого критического объема, превышение которого ведет к политической дестабилизации.
У нас нет ответа на вопрос — готово ли общество к тем переменам, которые составляют условие выживания нашего народа, его культуры и государственности, условие сохранения российской цивилизации? Пока мы наблюдаем могучую власть исторической инерции. Так, структура экспорта, известная нам по документам X–XII вв. (икра осетровых рыб, пользовавшаяся особым спросом во время поста, меха, воск, мед и т. д.) качественно не изменилась до сегодняшнего дня. Идея о природных богатствах как основе могущества страны получила самое широкое распространение.
Экспорт энергоносителей, сырья, хотя и сопровождается приличествующими случаю ритуальными сетованиями, осознается как основа благоденствия общества. На человека, решившегося утверждать, что природные богатства — самая большая беда России — смотрят как на опасного чудака. Российское общество охотно воспроизводит насчитывающую более тысячи лет ориентацию экономики на ренту, извлекаемую из продажи природных ресурсов. На деньги, вырученные на продаже титановых чушек, россияне закупят необходимые сковородки, телевизоры и компьютеры. Периодически публикуются планы создания сверхмощной транспортной артерии Владивосток — Калининград, обеспечивающей транзит контейнеров по маршруту регион ЮВА — Западная Европа. Россия стремится «пробить» варианты маршрутов нефте- и газопроводов из Каспия в Европу, проходящие по российской территории. Снова и снова публикуются планы разворачивания коммерческой проводки иностранных судов по Северному морскому пути.