Позор семьи
Шрифт:
— Ника, посмотри! Это он специально здесь повесил, какая сволочь!
— Кто сволочь?
— Шеремет! «Кроникал-Консалт» — фирма его продажного адвоката! Ника, это все знают! — Андрей вытащил телефон и запечатлел злополучный баннер под разными углами, — Он теперь не отвертится, я эту бандитскую рожу засужу — за призывы к насилию в общественном месте… Позвоню юристу, выставлю ему счет за косвенные убытки и моральный ущерб!
Стоит ли так переживать из-за хозяйского бизнеса?
Лично я точно не стала бы, но Андрей другой. Он гипертрофированно ответственный
Ух ты — Анрик часы не носит, совсем как я!
Я сжала запястье покрепче и старательно, разделяя слова паузами, произнесла:
— Андрей, у тебя малыш дома заперт совсем один, а ты полчаса фотографируешь старую тряпку, которая не имеет к тебе никакого отношения!
Андрей посмотрел на меня, хотел что-то хотел сказать, потом передумал, глубоко вздохнул, открыл мне дверцу джипа, я загрузилась на заднее сиденье, он запрыгнул на водительское место и резко включил музыку.
Волна рваного ритма разом смыла вязкую тяжесть последнего рабочего дня, застучала в висках словом «забыть» — забыть проблемы без решений и страхи без дна, умчаться от них далеко-далеко…
— О чем замечталась, Ника?
— Об острове… Тебе когда-нибудь хотелось поселиться на необитаемом острове?
— Хотелось, мне и сейчас хочется! — рассмеялся Анрик и выжал из машины такую отчаянную скорость, которой я никак не ожидала от законопослушного служащего!
Мы понеслись от демократичной окраины к напыщенному центру и остановились в ухоженном зеленом оазисе у подножия длинного многоэтажного дома. Когда я училась в школе, эта высотка все еще считалась престижной и по старой памяти именовалась «обкомовский дом», хотя уже тогда его исконные обитатели утратили и должности, и лоск, сникли, стали продавать квартиры новым богатым, а потом и просто состоятельным людям. Флер привлекательности осыпался со стен дома вместе с мелкой керамической мозаикой. Теперь, если смотреть издалека, он напоминает парусную бригантину, давно и прочно севшую на мель.
Мы выгрузились; Андрей поколдовал над кодом и заботливо придержал тяжеленную сварную конструкцию, выполняющую функцию двери, пока я прошмыгнула внутрь подъезда.
Она стояла в дверном проеме и молча смотрела на нас.
Седая, со скрещенными на груди руками, осуждающе поджав губы над волевым подбородком, и смотрела сквозь прищур испепеляющим взглядом.
Еще чуть-чуть, и волосы у меня на голове начнут дымиться!
— Мама! Вы не уехали?
— Это очевидно!
— Вы вчера говорили…
Анрик обращается к своей матушке «вы», как фольклорный колхозник из музыкальных комедий эпохи культа личности. Хотя его мать еще не старая женщина — только обходится без краски для волос и косметики. Сугубо аскетично.
— Посмотри на меня, Андрей! Я похожа на них? На твоих? — Из-под прищура в меня заискрили персональной молнией. — Я могу оставить ребенка ночью одного?
Мы с Анриком молчали — перепуганные и пристыженные.
— Ты моя новая бонна? — Из-за темного подола осторожно высунулась белобрысая взъерошенная голова. — Будешь меня укладывать вместо бабушки?
Ну, не совсем. Хотя в годы беззаботного студенчества я иногда присматривала за малышами. Просто за компанию с соучениками, которые подрабатывали беби-ситерами на карманные расходы. Я опустилась на корточки — на вид «взрослому парню» годков четыре-пять, так что росточку в нем еще не много.
— Как тебя зовут?
— Саня!
— А меня — Ника… А кем ты хочешь быть?
Саня посмотрел на меня круглыми голубыми глазищами и ответил очень серьезно:
— Аудитором…
Анрик виновато улыбнулся и тоже присел, поближе к нашей мелкой компании:
— Он на прошлой неделе хотел быть таможенником, скажите, мама…
— Андрей, поднимись, я с тобой разговариваю!
— Саня, а где твои тапочки? Ты так не замерзнешь?
— Александр, в кровать, сейчас же! А вы…
— Вероника Георгиевна…
— Откуда вы?
— Из агентства. Из респектабельного агентства, я училась в Британии…
Андрюхина мать надела очки, перестала щуриться, посмотрела на меня сквозь стекла, словно изучала через микроскоп полезную лактобактерию:
— Принесите завтра резюме, отдадите мне лично или оставите у консьержки для Галины Витольдовны. Андрей Николаевич — занятой человек и может потерять. — Она повернулась к сыну и едва слышно, сквозь зубы добавила: — Он такой теленок…
Я мгновенно выскочила за двери квартиры, Анрик высунулся следом за мной, сдавленным шепотом бормоча извинения, и обещал позвонить…
Опустилась в дребезжащем лифте, выбралась наружу и плелась по аллее, пристроив на плечо сумку. Дышала воздухом, радовалась, что с утра надела именно эти башмаки — подошва толстая, можно с хлюпаньем форсировать лужи, пинать мелкие камушки и опавшие листья. Кругом ни души, осудить мое ребячество некому. Вздрогнула от внезапного резкого звука. Звенит у меня в кармане…
Офисная мобила — кто ж в нее такой рингтон закачал?
Я нажала кнопочку и услышала резкий голос отца:
— Ника, я уже обыскался, еле выяснил, какой у тебя телефон! Где ты?
— Гуляю…
— С Павлом Николаевичем? В смысле с Трифоном, с Пашей?
— Нет, сама…
— Ника, одиннадцать часов! Ты — не в Англии! Так нельзя делать: я переживаю, Лида переживает. Быстро скажи, где ты, я пришлю за тобой охрану…
— Папа, я ездила проверить, как повесили баннер на Гагарина, сейчас вызову такси и приеду… Я доберусь сама, без охраны. Деньги у меня есть — никто меня не украдет, никому я не нужна! Не переживайте.
Пятница. 23:33
Вместо ужина
Под отцовским кровом нет ни мира, ни гармонии!
Экстренно вызванная домработница стояла посреди гостиной, держала за крыло неощипанный птичий трупик и громко возмущалась:
— Вы напрасно подняли меня среди ночи! Я не умею этого делать! Я кандидат физико-математических наук, а не чучельник.
— Тогда найдите себе работу по специальности! — Лида решительно указала нахалке на дверь.