Позывной «Хоттабыч» 8. Исчадие Кромки
Шрифт:
— Да убил он Стригу, дядька Курбат! Чем хошь поклянусь! — Не сдавался Первуша, тоже напирая на толстяка. — Люди добрые, — обратился парнишка за поддержкой к толпе, — я истиную правду говорю! Нет больше проклятой Ведьмы! Своими собственными глазами все это видел! И логова её нет! И Идолища поганого! Никто больше не будет вашими детьми и родней откупаться! Радуйтесь, люди! Нет больше Ведьмы!
Собравшаяся толпа загомонила, зашумела, а после в воздух полетели шапки. Народ реально поверил пацану.
— Качай чужеземца, братцы! — закричал кто-то из толпы,
— Да не надо, ребятки… — Попятился я, пытаясь отбояриться.
Но не тут-то было, меня подхватили на руки и начали подбрасывать в воздух, что-то радостно скандируя.
— Только не уроните, хлопцы! — «слезно» попросил я. — Дедушка старенький уже, расшибиться легко может… — Ага, расшибешься тут с моей регенерацией.
Натешившись вволю, меня отпустили и поставили на ноги.
— Что ж ты сердешный, совсем без штанов-то? — вопросила какая-то сердобольная старушка, прикрыв мои голые худые ноги снятым с себя передником, под которым обнаружилась еще куча юбок. — Хоть прикройся мальца, а то срамота одна…
— Чеб ты понимала, бабка Пёка! — С укоризной взглянул на старуху спасенный мною паренек. — Его карга в свою Колдовскую печь засунула — вот и сгорела не ём одёжа! А где же мы в лесу новую-то найдем? Ась?
— К тивуну пойдем, братцы! — закричал кто-то из мужиков. — Такую радость надо отметить, как следует! Пусть столы для народа накрывает!
— Тебе бы только выпить, пьянь подзаборная! — ответил ему недовольный женский голос, видимо законной супруги. — А дома крыша не латана, забор не правлен, сено не кошено! А ему бы только за накрытым столом на грудь принять!
— Замолчи, дура! — рявкнул тот же мужик. — Новую беду накличешь! Радоваться надо, соседи! Добру весть Первуша принес! У меня сестренку родную клятой Ведьме скормили, а у тебя, Марфушка дядька через то сгинул!
— А у меня брата отдали!
— У меня свояка!
— Деда…
— Соседа…
Ни одну семью в городище не обошла давняя беда. Да и шутка ли сказать — не одну сотню лет собирала чертова Стрига в этих краях кровавую дань. А ведь могли бы попробовать всем миром удавить ненасытную Тварь. Но, похоже, боялись собственных древних сказок и баек, предпочитая откупаться от людоедки малой кровью.
Глава 10
Толпа дрогнула, подхватила меня с собой и начала медленно втягиваться в ворота. Люди возвращались в городище, позабыв о своих повседневных обязанностях. Но их лица, и я это прекрасно видел, светились настоящей радостью и счастьем. Они весело гомонили, хлопали друг друга по плечам, тепло обнимались. И часть этой всеобщей теплоты с лихвой доставалась и мне.
А как иначе? Ведь я был для них самым настоящим былинным Богатырем, Героем и Истребителем Нечисти, после подвига которого их жизнь должна была измениться самым кардинальным образом. Наконец, не справившись с переполнявшими их чувствами, люди вновь подхватили меня на руки (несмотря на мои возражения) и понесли на своих плечах к дому тивуна — главы этого поселения.
Меня стремительно тащили по единственной улице городища, мощеной камнем, громко распевая песни, веселясь и перекрикивая друг друга. Домишки местных жителей были в основном небольшими и бревенчатыми, украшенными филигранной резьбой. Наконец, толпа достигла небольшой площади, прямо на которую выходило высокое крыльцо дома городского головы, который отличался от остальных домишек не только своими размерами — был больше и основательнее, но куда и богаче украшен резьбой и расписан яркими красками.
Опустив меня на землю, толпа схлынула. Люди скопились полукругом за моей спиной и затихли, лишь негромко перешептываясь. Я поправил сбившийся передник, подаренный бабкой Пёкой, и подошел к крыльцу, на котором меня уже ожидал привлеченный шумом тивун — уже пожилой, но еще весьма крепкий мужик, разменявший, по моей оценке, как бы не восьмой десяток.
Привалившись плечом к резной колонне и сложив руки на груди, он сурово и пронзительно посмотрел мне в глаза. Так мы и стояли некоторое время, бодаясь взглядами. Мне-то это вообще ничего не стоило — я в подобные гляделки с такими Монстрами играл, от одного вида которых этот старичок бы попросту обосрался.
А ведь это и с его молчаливого одобрения столько лет кормили Людоедку ни в чем не повинными людьми! Интересно, как он по ночам спит? Совесть не мучает? Или она отсутствует, как класс?
Наконец, перестав сверлить меня взглядом, тивун отлепился от деревянной колонны, сплошь покрытой витиеватой резьбой и, подняв вверх правую руку с растопыренной пятерней, громко произнес:
— Тишины прошу, люди добрые!
Дождавшись, когда народ замолчит, деревенский голова продолжил, напрочь игнорируя мое присутствие:
— Что случилось, братья кромешники? Зачем собрались? Али беда какая приключилась? И зачем пришлого чужака сюда привели? — Наконец досталось и мне его внимания. — Испокон века таких тв… калик перехожих, дальше частокола не пускали! Гнать его надобно, люди доб…
Это он что, меня тварью сейчас назвать хотел, да едва сдержался? И это тот, кто палец о палец не ударил, чтобы хоть своих людей от Стриги спасти? Конечно, проще их раз за разом на убой отправлять, чем рисковать своей шкурой. А жизнь своих, семейных, он тоже на смертельной лотерее разыгрывает? Или хитрость какая имеется? Сдается мне, что из его семьи на обед к Лесной Ведьме уже давненько никто не отправлялся!
— Да кака беда, Невзор? — выкрикнул тот же мужик, едва не отхвативший от жены за желание всласть напиться на грядущем празднике. — Счастье у нас! А чужака пришлого не замай! Он для нас за один день больше сделал, чем все твои Рубежники вместе взятые за два века! Он Стригу убил! Насовсем извел — и мокрого места от нее не осталось…
— Что сделал? — Голос тивуна неожиданно сел, а лицо посерело и отчего-то пошло крупными красными пятнами, словно услышал он не радостную новость о смерти Людоедки, от которой хоть сейчас в пляс, а жуткую и страшную весть.