Позывной "Калмык"
Шрифт:
Искусно замаскировавшись
Между польт
Господин Александр Потапович Ивлев, тот самый главный лошадник в Туле, заявился в Басково как раз тогда, когда Сашка туда приехал, чтобы провести праздник Урожая очередной. Всё, как всегда, нужно выдать золотые червонцы за лучшие урожаи и самые большие картофелины и зерно. Деньги нужно было экономить и копить на закрытие кредита, но Сашка плюнул на сто рублей. Важнее поддержать в крестьянах зародившуюся любовь к селекции. Как там, посеешь привычку — пожнёшь бурю… Ну, как-то похоже.
И только праздник прошёл, и Сашка сел с Ивлевым договариваться о предоставлении услуг по окучиванию лошадок новыми огромными жеребцами (и шайры появились,
Информация была неприятная. Три часа назад псарь Никодим проехал в сторону села Богородицкое на телеге запряженной Афонькой. Афонька — это как раз битюг. На самом деле ему дали имя Афанасий, за умный вид и покладистый характер. Но этого покладистого другие жеребцы забижали, кусали, лягали, толкали и как-то незаметно гордое Афанасий трансформировалось в жалостливое Афонька. При этом Афонька был метр восемьдесят пять в холке и здоров как бык. Мог новый колёсный немецкий плуг весь день тягать без роздыху, только пахарей меняй.
Никодим явно спешил. Так как всё время, что был в поле зрения, сидящего на липе Ерохи, понукал жеребца, даже кнутом один раз огрел. Знал кого запрягать. Если бы он чего подобного сотворил с Вороном, так тот бы его загрыз насмерть.
Через три часа Никодим вернулся. И опять Афоньку поторапливал. Ну, видимо время собачек кормить подошло. Вот и спешил.
Сашка голову почесал, да и отправил пацана назад на наблюдательный пункт. Рано операцию «Нетерпеливый ледник» заканчивать. Никодим мог быть чист перед ним аки божья слеза. У Селивановича была кавказская овчарка. Овчар. Кобель. Помнил разговор на Дне Рождения Сашка, там бычара этот хвастался, что откормил щенка до своих размеров, и ржал как конь. Так что, вполне мог ехать Никодим в Богородицкое договориться о случке этого откормленного кобеля с сукой какой подходящей. Ну, чтобы инцеста особого не было, не вырождалась порода. Всё же чуть маловато экземпляров первоначально было у князя Русиева. Сашка даже подумывал в Москве поискать кавказца, для увеличения возможных вариантов для вязки. Никодим был псарём от бога и работу свою знал и ценил, практически не было к нему претензий. И опять-таки, он знал об истреблении грузинцев, приезжавших пять лет назад имение захватывать. Если бы хотел Сашке навредить, то давно бы его полиции сдал.
Они тут сейчас решат, что псарь Никодим и есть засланный казачок, а он не при делах. Они же настоящего соглядатая проворонят, а невинного схомутают.
— Ты поспеши, Ероха, и гляди в оба. Может, пока бегал, кого упустил. Так наблюдай и за теми, кто из наших просто с той стороны возвращается.
— Понял, Вашество. Я мигом! — И упылил.
А дальше просто сплошные удачи. С Ивлевым договорились на семь использований огромных жеребцов для улучшения породы у помещиков, живущих в окрестностях Тулы. Правда, всем подавай разных. Двое хотели фризов, один шайра, двое битюга Афоньку наметили в производители, а ещё две кобылки ждали Клайдсдейла Ворона. Понятно, что никто из тех барей не видели в глаза Сашкиных лошадей, только со слов Александра Ивлева, а нет, ещё у главного лошадника Тулы был, как бы альбом, в котором он собрал вырезки из литографий и рисунков разных, где были запечатлены лошади почти всех пород, про некоторые Сашка и слыхом не слыхивал. Вот в этом альбоме и были «портреты» его жеребцов. Так что помещикам можно было не вслепую выбирать, а по такому своеобразному каталогу. Все сделки Ивлев обещал закрыть в течение месяца. А это значит, что с финансами чуть легче станет, сразу семь сотен рублей перепадёт. Останется до нужной суммы чуть.
И только распрощались с Ивлевым, как прискакал Агафон с пугающим «Едуть». Сашка бросился к лесу, но что-то толкнуло его, и дурень у кустов задержался на опушке. И решил не идти сразу в хижину «Дяди Тома», а понаблюдать с опушки, кто там опять «едуть». И правильно сделал. Это совсем не полиция оказалась, а на бричке прибыл господин Иваницкий. Один, ну в смысле с кучером, конечно, но без всяких полицейских. И сразу понятно стало, чего это Агафон тревогу поднял. Был Иваницкий одет в зелёного сукна сюртук, а не в свою обычную форму ахтырских гусар с коричневым ментиком и синими штанами.
Привёз Олег Владимирович новости совершенно потрясающие. Они многое ставили на место, но и вопросы возникали. Скелеты в шкафу оказались живыми, давай шевелиться и гадости гадить.
— Что вы знаете, Ваша Светлость, о первой жене вашего отца? — интересный вопрос задал бывший гусар.
Сидели они в беседке. Кох её в Басково застеклил. Дом был небольшой и гостиная мрачная какая-то, с маленькими подслеповатыми оконцами. В ней гостей принимать не комильфо. А вот в большой теперь застеклённой веранде светло и тепло от небольшой буржуйки, изготовленной на оружейном заводе в Туле по чертежу Коха.
— Я про это узнал совсем недавно, а что? — Сашка сам налил Иваницкому новый свой напиток. Попытался чешскую «Бехеревку» повторить. Кардамон достал, полынь, анис, можжевельника шишечки. Не так и плохо, может чуть кардамона переложил в первой партии. Ничего, вторая лучше получится. Но и сейчас это было совершенно непривычное пойло, уже в «Провансе» все именно Бехеревку заказывает.
Олег Владимирович, как-то хитро эдак улыбнулся и, подняв вверх палец, проговорил по слогам:
— Первую жену вашего отца звали Анна Антоновна…
Событие тридцать шестое
Ходжа, да ты мстителен, как туркменский хомяк. По крайней мере, щеки надуваешь точно так же…
Андрей Белянин «Посрамитель шайтана»
Сашка репу почесал. Итак, первую жену князя Болоховского Сергея Борисовича звали Анна Антоновна Селиванович. Исходя из возможного возраста этой женщины получалась, что она старшая сестра этого великана Антона Антоновича Селивановича, того самого соседа, который отправил сыновьям Шахматова письма, в коих обвинял Сашку в преждевременном выстреле. Выстрел был, конечно, не преждевременный, а после сигнала, но времени между ними почти не было, секунда, мог и принять стоящий со стороны Шахматова секундант один за другой. Но ведь прилюдно ничего не сказал. А сыновьям написал в надежде, что те прискачут и грохнут Сашку на дуэли, но пацаны, проверив у генерала Соболевского информацию, вызывать дурня на дуэль не стали. И раз его ищет полиция, то либо они, что очень вероятно, либо Селиванович в полицию на него донесли.
— Селиванович? А как умерла первая жена вашего отца, Александр Сергеевич? — вывел Коха из задумчивости бывший гусар.
— Ездила на богомолье зимой и простыла. Ксения говорит, что она не могла родить ребёнка и ездила часто на богомолье, но сами понимаете, это было до рождения Ксении.
— Вот, в этом всё и дело. Мог господин Селиванович винить вашего отца в смерти своей сестры. И ещё штришок к этому полотну. Деревня Заводи была приданым Анны Антоновны Селиванович.
Сашка вновь затылок поскрёб. Ну, всё вроде гладко. Этот боров решил воспользоваться возможностью и отомстить сыну человека, якобы сгубившего его любимую старшую сестру, может даже мать ему заменившую, если возраст прикинуть. Мало ли, вдруг мать у них умерла, скажем, родами. Частое явление сейчас. Узнать не просто, много времени прошло, но попытаться можно. Хотя… что это меняет?
— Не великий я знаток законов, но если вы умрёте, Ваша Светлость, или ваши земли отойдут государству по суду, то не может ли Антон Антонович подать прошение о возвращении приданого его сестры? — прихлёбывая маленькими глоточками бехеревку кинул ещё один камешек на весы Иваницкий.
— И я не знаток. Нда, Олег Владимирович, складная получается картина. Почти всё на свои места встало. Легче только не стало, простите за тавтологию. Не понятно мне в такой ситуации, что делать? — Сашка бехеревку не пил. Крепкая слишком. Себе он капнул в фужер свежего грушевого сидра. Делали его из груши одной, она почти дичка была. Плоды маленькие и кисловатые, но если добавить чуть сахара перед брожением, то получался просто волшебный сидр, ароматный, терпкий и оставляющий послевкусие будто настоящую сочную грушу откусил.