Позывной «Омега»
Шрифт:
– Но зачем я тогда переоделся?
– Гидрокостюмы надевают лишь в экстренных случаях, когда дерьма уже по пояс, ну или по горло, а так вы проводили плановый осмотр коммуникаций. Вон и дроид успел за вами, пришлось ему кое-что подкрутить, виртуально выражаясь.
– Это ведь вы блокировали лифт на сороковом этаже? Как? Вы помогли ему подняться с первого этажа?
– Лифт блокируется сам, это сработала система безопасности. Вы вздумали ехать на нём до того, она отключилась. Ловушка проста, впускает, но уже не выпускает. – Ремонтник покивал. – Почувствовали, когда я вторгся в ваше поле?
– Да.
– Мы с вами в некотором роде
Двери лифта открылись, ремонтник подтолкнул Молчуна.
– Мы ещё увидимся?
– Обязательно, – утвердительно ответил ремонтник.
Двери лифта сомкнулись, кабина устремилась вверх, унося Молчуна и дроида, на спине которого был закреплен кофр с инструментами.
Глава 37
Вопросы стояли стеной. Кто? Зачем? Почему?
Мнемоник. Я мнемоник, он мнемоник…
Молчун то замирал в кресле, то начинал ходить по комнате, меряя её шагами из угла в угол. Ответов не было.
Одно дело осознавать себя уникальным, и если не единственным, то хотя бы редким представителем homo implants, другое, когда сталкиваешься с человеком подобным себе, как бы даже не сильнее.
Молчун никогда не задумывался над тем, что произойдёт, если судьба сведёт его с таким же, как и он сам. Все, кого имплантировали в детстве вместе с ним, погибли, по крайней мере, по официальным данным.
Другая группа? Может, набрали другую группу и точно так же имплантировали? Нет, не стыкуется, профессор Лиман, который занимался имплантацией, бежал вместе со всеми секретами. Вот Вероника явно дело рук того профессора или по крайней мере его ученика, а тот парень из управления, он почти мой ровесник. Кто он? Что делает здесь? Почему помог? Какое общее дело мы можем делать? Он тоже мнемоник, тоже штатный «механик» в своей группе? Он и его группа работают по «Коричневой плесени»? Или он преследует только какие-то другие цели? Чёрт побери, кто он такой?!
Вопросы разрывали мозг на части, а ответов на них не было даже близко. Молчун прилёг на диванчик-канапе, потёр лицо. В этот момент пискнул контролер терминала, оповещая, что начала поступать информация с передающих эмиттеров, которые механик устанавливал в Управлении полиции.
– Ну, за работу, – сам себе скомандовал Молчун, поднимаясь с канапе. – Авось какая мысль умная придёт.
И вновь потянулись часы прямого контакта с терминалом. Кабель-контакт, как хищная змея, вился по плечу, от гнезда импланта за ухом к контакт-каналу терминала. Терабайты информации просеивались сначала программами терминала, а потом то, что оставалось, просеивал сам человек, отбирая только то, что, на его взгляд, казалось важным.
Прерываясь на час-полтора, чтобы сходить в туалет или перекусить, Молчун провёл у терминала почти сутки. Когда он отвалился от стола, устало отбросив кабель-контакт, терминал содержал досье на полсотни работников полиции. И если только трое вызывали у Молчуна неподдельный интерес как настоящие полицейские, остальные заинтересовали как пособники «Коричневой плесени». Нет, они, конечно же, не носили отличительных значков, не оповещали об этом никого из своих коллег, просто в какой-то момент их банковские счета стали пополняться, благосостояние расти, а вверенные им участки попросту переставали функционировать. То есть,
Но работа на самом деле велась лишь на публику. Воры, отсидев пару суток в «обезьянниках», выходили на волю. Наркоторговцы, после душевных бесед, продолжали продавать наркотики, отстёгивая при этом долю полиции. Наркоманы, отдохнув в клиниках, которые, кстати, тоже делились с полицией, возвращались к своей прежней жизни. А полиция продолжала работать. Она ловила, отпускала и снова ловила. Счета начальства росли, младшие чины получали свою долю, рядовые лишние выходные. Все были довольны, за исключением нескольких десятков человек. Но если они смели выказывать неудовлетворение открыто, то либо лишались работы и, в конце концов, их находили в канаве, или, получив долю, пополняли ряды местной «Коричневой плесени». Ты или в системе, или в канаве, третьего не дано. И на фоне всего этого в управлении работали несколько человек, которые на самом деле работали, а не делали вид. И несмотря на всё, что происходило, невзирая на то, что их дела по большей части спускались на тормозах, а некоторые и вовсе не рассматривались «за неимением улик», они продолжали делать свою работу. Честно исполняли свой долг.
– Так-так, значит, всё прогнило здесь до такой степени, что полиция просто как частная лавочка работает. Пятая колонна в работе.
Он отключился, едва голова коснулась подушки. Проспал десять часов, чуть не прозевав вызов от Дика Варго. Свой коммуникатор механик отключил ещё вечером.
Дик, как только Молчун ответил, сказал:
– Э-э-э, а Мэри Джейн можно?
– Вы ошиблись номером, молодой человек, – ответил Молчун.
– Извините, – сказал Дик и отключился, а Молчун взглянул на хронометр. Своим звонком Дик назначил Молчуну встречу. Ровно через двенадцать часов, в ресторане «Саванна». Это заведение как место встречи было выбрано заранее, лишь время должен был сообщить Дик.
Сейчас хронометр коммуникатора показывал семь утра, значит, по договоренности, Молчун должен быть в ресторане в семь вечера, через двенадцать часов после звонка, такова была договоренность.
– Ну, готовь костюм, мистер Молчун. – Бормоча под нос, Механик пошлёпал босыми ногами по полу в сторону ванной. – Вечером намечается светский раут.
Весь день Молчун отдыхал, сутки прямого контакта с терминалом сказывались на организме не лучшим образом. Он заказал себе готовый обед, несколько коробок разных фруктов и пакетик кофе в зёрнах, не жареного.
Пока разогревался обед, Молчун пожарил кофе. Для этого он взял обычную сковороду, которой явно никто никогда не пользовался, подобрал крышку. Несколько минут зёрна томились под крышкой, отдавая влагу, Молчун встряхивал сковороду, а потом открыл. Аромат поплыл по квартире, зёрна потемнели, отдав влагу. Теперь наступал момент, когда следовало постоянно ворошить зёрна, не давая им пригореть и в то же время обжаривать их равномерно, чтобы они темнели до маслянистого коричневого цвета.
Остывать зёрна он оставил в том же бумажном пакете, в котором их ему доставил курьер. Пакет надулся от горячего воздуха, который в свою очередь нагрели зёрна.