Позывной «Омега»
Шрифт:
Вернулся андроид, встал сбоку, замер. Молчун отвлёкся на секунду, а потом продолжил.
– Самое интересное в данной ситуации это то, что ты видишь перед собой то, что вы с напарником искали. Андроид! Вот он! А? Каково? Вот он, приз, вот! Протяни руку, и он твой! Он вам нужен?
Молчун встал, ухватил пленника за ворот и подтащил к подъёмнику. Быстро привязал руки и поднял распятого гостя вверх.
– Я хочу донести до тебя, до твоей души, что ты был не прав. Убивать людей нельзя. Нельзя им приносить горе и боль! Вы загубили три жизни. Просто так, за кусок железа! Вы ведёте себя как бессмертные, забывая, что в любой момент можете оказаться
– Но ты делаешь то же самое! – задыхаясь, проорал пленник. Он наконец-то осознал, что живым отсюда не выберется. Этот механик, обычный жалкий оборванец, что жил на свалке, оказался полным психом и методы у него явно нездорового человека. Он задёргался, выпучил глаза: – Сжалься!
– Нет! – Молчун криво ухмыльнулся и погрозил пальцем. – Нет-нет! Я наказываю тебя, плачу тебе за дела твои! Кто-то ведь должен заплатить вам, или нет? Кто-то должен быть последним звеном в этой цепи?! Кто, если не я? Ты достоин своей платы, ты получаешь то, что заслужил! Так получи же её! Вот твоя плата! Осознай перед смертью, что ты был не прав! Осознай! Ведь если я отпущу тебя, ты не перестанешь творить зло! Пафосно получилось, конечно, не считаешь?
Механик замахнулся и ударил трубой по груди пленника, а потом забормотал себе под нос:
– Видимо, от судьбы не убежишь, не спрячешься. Придётся возвращаться в город, тем более судьба сама подталкивает меня. Ну, хоть отдохнул немного.
Он вновь бил трубой, то по ногам, то по рёбрам, до треска и хруста, до тех пор, пока чужак не стал похож на тушу животного с бойни.
– А теперь я хочу знать, кто, что, когда и зачем? – прошептал он на ухо распятому человеку, приблизившись вплотную. – Говори, говори, и я прерву твои страдания.
И пленник заговорил. Вернее, он тоже зашептал, потому как полноценно говорить сил у него уже не было. Молчун прижал его голову к своей и слушал, а когда тот закончил, обошёл сзади и ударил трубой по шее, ломая позвонки.
Он проверил пульс у чужака, удостоверившись, что тот мёртв, отбросил окровавленную трубу в сторону и, сев на ящик, закрыл лицо ладонями.
– Тащи его к первому, – наконец распорядился механик, и андроид быстро снял труп с подъёмника.
Молчун поднялся наверх. Тут царил полный беспорядок. Всё было перевёрнуто и разбросано по комнате. Он вернул на место кофемашину, поставил чашку, включил. Машина заурчала, забухтела, но спустя минуту исправно выдала порцию кофе, а следом влила взбитых сливок. Молчун снял чашку и, подвинув к столу стул, присел, отхлебнул глоток. Прошла минута. Молчун обернулся, с подозрением посмотрел на кофемашину, потом хмыкнул. Оказывается, машине не хватало простого падения со стола, чтобы избавиться от неконтролируемого процесса продувки сопел и трубок. Но этот факт как-то мало порадовал Молчуна, сейчас следовало подумать, куда деть мобиль с трупами.
Если бы кто-то из посёлка видел то, с какой жестокостью обошёлся скромный, тихий и немногословный механик со своими пленниками, то не только ужаснулся бы, его просто изгнали бы. Мало кто понял бы, зачем такая жестокость, ведь другой просто пристрелил бы негодяев, и всё.
Но Молчун жил своей философией. Он считал, что насилие, порождаемое насилием, можно остановить лишь тем же насилием. Если вору, который
Нет, конечно же, преступления не прекратятся в одночасье, потому как многие думают, что именно им-то и повезёт, их не поймает полиция. Но часть всё же задумается, потрогает руки-ноги, ощутит, что с ними намного лучше, чем без них. И удовольствие за деньги ничем не хуже того, которое некоторые испытывают насилуя. В конце концов, ведь существуют разные клубы любителей всяческих экстремальных любовных утех. Заработай денег, заплати, да трахайся хоть со столом.
Глава 6
Молчун достал из тайника кофр и небольшой свёрток. Развернув пластиковую обёртку, он с минуту смотрел на пять пачек банкнот, аккуратно перетянутых мягкой эластичной лентой с логотипом банка. Рядом с пачками лежали несколько статус-карт на разные имена.
В комнату вошёл андроид. Молчун указал ему на перевёрнутый стул.
– Сядь, поговорим.
Андроид послушно сел, положив руки на колени. Молчун убрал деньги и статус-карты в кофр, закрыл его, отодвинул в сторону.
– Я знаю, что ты обладаешь какой-то информацией. Я знаю, кто тебя сюда привёз, и знаю, где этого человека искать. Ещё я также знаю, что ты не простой бытовой андроид. Не буду торопить тебя, сам расскажешь. Но вот прямо сейчас мы покидаем это благодарное место, которое служило мне домом в последние годы. Сейчас ты найдёшь в «Янг Патриоте» навигационный маячок, выдернешь его, а потом, как стемнеет, сам мобиль отгонишь к дому, что стоит немного особняком от остальных, на северо-западе. Оставишь там. Сейчас накатаю небольшую записку, оставишь в салоне.
– Как скажете, хозяин.
Молчун нашёл на одной из полок пачку чистой пластбумаги, стилусом быстро написал с половину листа.
– Вот, – он протянул записку и небольшой свёрток андроиду, – оставишь на сиденье. Маячок принесёшь обратно.
– Да, хозяин. – Андроид встал, взял сложенный пополам лист и отправился на выход.
Прошёл час. Андроид вернулся, отчитался об исполнении задания и, получив в руки кофр и небольшую сумку, направился к стоявшей неподалёку «Рапире». Два трупа громил, которых убил Молчун, лежали в тесном багажном отделении.
Мобиль был двухместный, а когда Молчун вжал кнопку старта движка, то раздался приглушённый утробный звук.
– Придурки, – выругался Молчун. – Пижоны! Делая грязную работу за городом, лучше всего брать мобиль на гравитонной тяге. Тихо, быстро и никаких проблем с жидким топливом, за которым то и дело нужно смотреть, доливать. Ладно, поехали!
Молчун вырулил из теснины свалки и, поддав газу, объехал посёлок стороной. Темнота понемногу сгущалась, прошли ровно сутки с того момента, когда механик был на ужине у Лизы. Ему стало немного жаль того, что случилось, и он корил себя за то, что поддался порыву и всё же переспал с женщиной, тем самым заронив в её душе семена доверия и надежды. Подожди он всего день, и не было бы никакой грусти. Но что случилось, то произошло.