Позывной "Зайчик"

Кароль Елена

Ещё секунду спустя я поняла, что лежу под одеялом голая. Совсем.

Это открытие так сильно меня возмутило, что сон как рукой сняло. Разом вспомнился прошедший день, задание, мир, знакомство… Ладно, обувь он с меня снял, чтобы ноги не затекли. А белье зачем? Чтобы попа не спарилась?

— Ну что ты сопишь… — недовольно буркнули мне в ухо и потерлись подбородком о затылок, царапая нежную кожу щетиной и вынуждая дернуться. — Проснулась, так и скажи.

И без какого-либо перехода деловито уточнил.

— Как самочувствие?

— Жарко, — раздраженно выдала я и попыталась сбросить с себя хотя бы его ногу.

Это

не получилось, но видимо Генри что-то понял из моих судорожных кривляний под одеялом, потому что убрал не только ногу и руку, но и развернул меня к себе. Вместе с одеялом.

И тут же я увидела, что сам он лежит снаружи и тоже не слишком одет. Взгляд против воли заскользил по обнаженным плечам, находя их крайне привлекательными, на мгновение задержался на шее и так как ниже я просто физически не могла увидеть, мы лежали чересчур близко, то пришлось поднимать взгляд выше.

На лицо, которое сейчас выражало крайнюю степень заинтересованности…

— Доброе утро, — выдала я таким тоном, каким обычно желают сдохнуть. — По твоей милости я бездарно профукала первые сутки. Где моя одежда?

— Уже уходишь? — невинно поинтересовался тип крайне коварной наружности. — А как же насчет нашей вчерашней договоренности?

— Это какой?

— Той, где на время выполнения задания ты соглашаешься остановиться у меня.

— Не помню, чтобы я давала согласие…

Этим хмурым утром я не была настроена на флирт и всеми силами пыталась дать ему это понять. Особенно после его вчерашней выходки! Да я быстрее воткну ему под ребра нож, лежащий в сумке, чем соглашусь на сожительство с тем, кто применяет свои способности без причины. Да ещё такие, которые разжижают мозги и заставляют чувствовать себя безвольной маринеткой!

— Какая-то ты неласковая с утра, — прищурился Генри и предложил, как ему думалось, идеальный вариант повышения настроения. — Может стоит позавтракать? Могу заказать в номер.

Захотелось сказать что-нибудь очень грубое, например: «засунь себе завтрак куда-нибудь в…», но я сдержала неуместный порыв и растянула губы в фальшивой улыбке.

— Ты невероятно проницателен. Но моё настроение точно улучшится в кратчайшие сроки, если ты уберешь руку и дашь мне, наконец, встать.

— Руку? — наигранно удивился Генри и уставился на неё, словно только что понял, что она лежит поперек моей груди поверх одеяла, мешая пошевелиться. — Ах, да. И как я сразу не понял, что она не на своём месте?

А затем разом произошло следующее: рука была поднята, но лишь затем, чтобы одним резким движением откинуть в сторону одеяло и лечь уже непосредственно мне на грудь.

— Эй! — только и успела возмутиться я, а следом и губы постигла та же участь. Их накрыло.

Но не рукой, которая собственнически сжала всё, что под ней находилось, а губами, нагло атаковавшими мой рот и не оставляющими ни шанса на побег.

Первым желанием было яростное сопротивление, борьба до последнего, но это быстро прошло, как только я поняла, что действия Генри мало похожи на насилие. Поначалу это было похоже на принуждение, да… Но вместе с этим я оставалась практически свободна в действиях. Он не блокировал ни руки, ни ноги, не причинял мне боли, и что самое главное — его грубоватые поцелуи не были неумелыми ласками мужлана, годы не видевшего женщину. Скорее это было что-то дикое,

звериное, но невероятно умелое и очень распаляющее. Пробуждающее во мне самой то самое древнее начало настоящей женственности, когда окружающий мир становится чем-то крошечным и несущественным, а сознание концентрируется на нем одном. На мужчине, который знает, что делать, когда рядом женщина.

А не такое уж и хмурое утро, как я погляжу…

Пока я в некотором смятении прикидывала, куда деть руки, не слишком ли у меня маленькая грудь и вообще — не похожа ли я на бревно, всего лишь позволяя себя ласкать и практически ничего не делая в ответ, Генри на мгновение оторвался от груди, поймал мой смущенный взгляд и ухмыльнулся так понимающе, что в груди что-то екнуло и я зарделась, как пионерка.

— Расслабься, — посоветовали мне таким хриплым голосом, что внизу живота впервые заныло настолько томно, что я сама себя испугалась.

А затем время сжалось в тугую пружину и мир закружил вокруг меня одной.

Его широкие ладони были везде: на талии, на ягодицах, на бедрах и даже между ними. Его настойчивые пальцы без стеснения исследовали не только грудь, но и проникали туда, где всё требовательнее пульсировало моё женское начало. Его напористые губы обжигали шею, прокладывали влажные дорожки в самых различных направлениях, которые невозможно было угадать, заканчивали свой путь на моем лице и вновь отправлялись в путешествие по телу.

Не знаю, сколько это продолжалось, но в какой-то момент я поняла, что ещё немного и я просто не выдержу — доберусь до сумки и приставлю к его горлу нож! Сколько можно меня терзать? Это было настолько мучительно сладко, что практически невыносимо!

А спустя мгновение он, наконец, внял моим мысленным мольбам и приглушенным хриплым стонам и вошел в меня одним мощным рывком.

Кажется, я впервые поняла, что секс — это не просто слово, а близость, это не так уж и бессмысленно. Но если поцелуи и ласки были лишь прелюдией и предназначались лишь для того, чтобы подготовить меня к главному, то последующие за этим движения познакомили меня с великолепным словом «Наслаждение».

Непрекращающиеся поцелуи шеи и груди грозили перерасти в настоящие укусы, но сейчас меня это беспокоило меньше всего. Больше всего я желала, чтобы это никогда не кончалось! По телу проходили неведомые волны наслаждения, накатывая всё чаще и мощнее, хотелось вцепиться в мужскую спину и от переизбытка эмоций расцарапать её в кровь, навеки оставляя на нем свои следы, хотелось впиться в его губы и прокусить их насквозь, чтобы он хоть на мгновение ощутил силу охватившего меня желания… Впервые в жизни хотелось растворить в мужчине, которого я практически не знала. Остановить время, а может, наоборот, растянуть его в бесконечность!

Хотелось…

Я так и не смогла окончательно сформулировать, чего бы мне конкретно хотелось, потому что мир, сфокусировавшийся в одном-единственном мужчине, вдруг вновь замер… И рассыпался миллиардом обжигающих частиц. Они проникали под кожу, заставляли выгибаться в дугу и стонать от невыносимого наслаждения.

Это было потрясающе!

Не знаю, сколько прошло времени, когда мир перестал кружиться, дыхание выровнялось и окружающая меня действительность обрела четкие формы, но именно этот момент выбрал Генри, чтобы нарушить его сладкое очарование.