Позывные из ночи

Бацер Исаак Маркович

Больше недели Орлов и Васильев ежедневно ходили на большую поляну. Иногда вместе, а иногда и поодиночке. Приходили, осматривались, голосом подавали только им одним известный сигнал, прислушивались: опять никого. В тревожном ожидании проходил час — с десяти до одиннадцати, — но они еще с полчаса сидели возле поляны, чутко ловя каждый звук и не слыша того, ради которого сюда ходили.

Потом разведчики возвращались на базу, готовили нехитрый обед из концентратов, немного отдыхали. А под вечер шли на разведку к Сюкалину или Ржанскому.

Но и те, разведывая по заданию Орлова обстановку в районе, не могли сказать ничего утешительного. Облавы продолжались, были перекрыты все дороги, патрулировались деревни. Все же Орлов и Васильев ждали. Длинными и холодными осенними ночами они по очереди несли вахту.

В одну из таких ночей Алексей, сменивший на посту Васильева, заметил, что к утру небольшие лужи у шалаша подернулись тоненьким ледком.

«Как бы не зазимовать, — подумал он, — надо решаться на что-то».

Да, оказаться зимой в лесу без крова, теплой одежды, надежных средств передвижения — значит обречь себя на бесцельную гибель.

Прошло еще несколько дней, уже миновало 10 октября, глубокая осень могла в любой день уступить свои права зиме, а она по всем признакам обещала быть в этом году ранней. Орлов и Васильев понимали, что пришло время попытаться выехать на другой берег, к своим.

И вот однажды утром Васильев протянул Алексею листок бумаги.

— Шифровка.

В ней было четыре слова: «Разрешаем выход двумя группами».

Орлов вспомнил, что Саша Ржанский просил взять его с собой, на свободную советскую землю. «Что ж, пусть едет с нами», — подумал Алексей.

В день очередной встречи с Сюкалиным в Вертилово пошли оба. Петр Захарович ждал их, приготовил баню, а когда они мылись, — наблюдал за улицей, готовый в любую минуту предупредить, если появится какая-либо опасность.

— За баню тебе спасибо, Петр Захарович, — сказал Орлов, когда садились пить чай, — но теперь еще заночевать придется.

— Заночуйте, успеете и в другие дни в своей яме померзнуть, — ответил Сюкалин и, немного подумав, добавил: — Время-то, Алексей Михайлович, одна неделя до Покрова осталась, а после у нас опасно в озеро выезжать.

— Лодку с утра посмотрим, а ехать… Решим так: вечером восемнадцатого.

Утром Сюкалин и Орлов прошли метров восемьсот вдоль берега.

— Вот она, ваша лодка, — сказал Петр Захарович.

— Где?

Орлов видел только какой-то кол, одиноко торчащий из воды. Потом присмотрелся, заметил: на самом дне лежала затопленная лодка.

— Ловко придумал, Петр Захарович.

— Так-то надежнее.

Лодку вытащили на берег, замаскировали хворостом.

Поздно вечером Сюкалин сходил на базу к разведчикам, принес оттуда радиопередатчик и спрятал его в надежном месте.

Глава 13 НИ СЛОВА!

К деревне Вигово, что в нескольких километрах от Великой Губы, приближалась лодка. В ней сидели двое пожилых мужчин. По их одежде нетрудно было догадаться, что это рыбаки. Они ехали не спеша, работая веслами с тем размеренным и ровным ритмом, какой могут сохранять только опытные гребцы.

Когда лодка поравнялась с крайним домом деревни, с берега послышались голоса:

— Юрьев, Романов, причаливайте.

Они взглянули на берег: двое в форме полицаев, а рядом с ними человек в штатском что-то кричали им и размахивали руками.

— Кажется, нас кличут, должно, староста, — сказал Юрьев.

Причалили. Один из полицейских подошел ближе:

— Кто Юрьев?

— Я Юрьев, — ответил один из рыбаков.

— Пойдем к вам в дом.

— Надо бы рыбу сдать, — заметил Юрьев.

— Потом сдадите, скорей, — заторопил полицейский.

И они пошли.

В квартире Юрьева полицейские произвели обыск. А потом один из них скомандовал:

— Собирайтесь, поедем, и ты, бабка, тоже.

Хозяйка заплакала.

— Не реви, Евдокия, никакой нашей вины нет, отпустят, — успокаивал жену Юрьев. — Поесть-то можно? С утра ничего не ел.

— Давай, только поскорее.

Павел Петрович присел к столу, взял кусок рыбы. Но аппетит пропал, не до еды в такой час. Старушка оделась, завернула в тряпицу кусок хлеба. И они, подгоняемые полицейскими, вышли из дому.

Было уже темно, когда их привели на берег. Приказали сесть в моторную лодку, в которой уже был Романов, сосед по дому, товарищ по работе, а теперь и друг по несчастью.

«Уж не узнали ли о моих встречах с Орловым, — думал Юрьев, — где-то в кармане была записка от него, та, которую Максимова принесла. Алексей Михайлович писал, чтобы пришел к нему».

Незаметно сунул руку в карман, прячась от полицейских за спины жены и Романова. Нащупал записку, зажал ее в кулак. Потом медленно вынул записку и как будто пытаясь ухватиться за борт, протянул руку к воде. Один из полицейских нагнулся, взглянул на Юрьева, скользнул глазами по борту. Но не заметив ничего подозрительного, выпрямился, повернул голову в другую сторону. В этот миг Павел Петрович разжал кулак, и никем не замеченная бумажка скрылась в волне.

Их привезли в Великую Губу и доставили в полицейское управление. Дежурный офицер приказал обыскать. Полицейские, обшарив карманы Юрьева, повернулись к старушке. Тут из ее рук выпал сверток.

— Это что? — по-фински спросил офицер.

— Что это? — уже по-русски закричал один из них и зло взглянул на Юрьеву.

— Хлеб, хлеб там, — торопливо ответила она, нагнувшись за свертком.

Раскрылась дверь. На пороге появился начальник полиции Туомава, высокий, с серыми, злыми глазами.

Дежурный офицер и полицейские вытянулись, замерли. Начальник повернулся к арестованным.

— Коммунист? — указал он пальцем на Юрьева.

Арестованные молчали.

Офицер доложил начальнику, и тот быстро что-то проговорил. После этого Юрьеву и Романова куда-то увели. Перед врагами остался один Юрьев. Небольшого роста, коренастый, он спокойно стоял перед верзилой-начальником и, казалось, не обращал внимания ни на злобные выкрики офицера, ни на яростные взгляды полицейских, готовых броситься на него. Ему вспомнилось все, что он пережил за год войны: и надругательства непрошеных гостей, и выселение из родной деревни, и слезы жены, выгнанной оккупантами из своего дома. И он подумал: «Видно, и мне суждено постоять за своих. Ничего не добьются они от меня».