Позывные из ночи
Шрифт:
Пока они разберутся, кто да что — минут десять пройдет. Однако нам надо спешить.
Вскрыть сейф разведчикам не удалось. А в нем могли быть ценные документы. Как же быть? И тут Орлов вспомнил, что у ворот он видел запряженную в сани лошадь. Видимо, кто-то из начальников собирался после ужина ехать по делам.
— Эх, была не была. Тяжеленек гостинец, но ничего не поделаешь…
Сейф обвязали веревкой и аккуратно спустили его через окно прямо в сани. Туда же погрузили оружие и мешок с бумагами, которые выгребли из стола.
Скоро разведчики вернулись к Дегтяреву. Оставшись в одиночестве, он не на шутку струхнул. В деревню возвращаться не решался, боясь, что его заподозрят в связях с партизанами.
— Не робей, — сказал ему Орлов. — Да передай людям: на Волге немцам скоро полный капут будет. Окружена армия Паулюса. Дайте немного сроку, и здешние оккупанты Лазаря запоют.
На лошади разведчики добрались лишь до Клименицкого маяка. Уж очень слабой оказалась трофейная кляча.
Остановились. После многократных усилий сбили замок с сейфа, документы переложили в вещевые мешки. Поровну распределили груз, встали на лыжи. И только тут почувствовали, как измотали их минувшие сутки. Километров семьдесят было уже позади, а пройти оставалось еще не менее сорока, причем без задержки.
Поочередно сменяя друг друга, разведчики пробивали лыжню по снежной озерной целине, с трудом перебирались через торосы. После полуночи задул встречный ветер, пошел сильный снег. Но Орлов сквозь снежную тьму продолжал вести свой маленький отряд к желанному берегу. И довел.
А через несколько дней полковник пригласил к себе Алексея Михайловича. Он поздравил его с наградой — орденом Красного Знамени.
— Имеем сведения, — сказал полковник, — что ваш рейд доставил немало неприятностей белофиннам. В Великой Губе кое-кого с постов сняли. И еще пикантная деталь. В ту ночь в Липовицах находился военный священник. Батюшка с погонами… Так вот этот поп в одном нижнем белье бежал до самой Великой Губы. Каково! — И полковник долго еще смеялся, представляя себе эту картину.
Орлову после боевой операции был дан отдых. Ненадолго, правда. Он писал письма, читал, ходил на рыбалку. Но и в эти спокойные дни его не оставляли тревожные мысли о судьбе людей, которых он успел полюбить.
Глава 2 ТРУС
В этот поздний зимний вечер вся деревня Фоймогуба утопала во мраке. И лишь в одном из домов окна были ярко освещены. На белых занавесках прыгали уродливые тени пляшущих людей. На улицу вырывался шум голосов, какая-то визгливая мелодия, громкие выкрики.
«Что такое? Может, не здесь живет комендант?» Человек в полушубке остановился в нерешительности, осмотрелся: «Не повернуть ли назад». В ту же минуту он услышал окрик:
— Сейс! — А потом по-русски: — Стой!
Человек замер, вытянув руку с измятым листком бумаги.
Часовой сделал знак, чтобы человек не двигался, и что-то выкрикнул в сторону дома. С крыльца неторопливо сошел другой солдат, приблизился к незнакомцу, стоящему по колено в снегу, и спросил по-русски:
— Что надо?
— К коменданту, вот ваш пропуск.
— Жди.
Солдат скрылся за дверью и долго не появлялся. Все это время человек с пропуском простоял под дулом автомата, все больше ощущая унизительность своего положения. Но вот солдат крикнул с крыльца: «Иди!» И незнакомец вошел в дом.
В прихожей он остановился и через дверь, ведущую в комнату, увидел большой стол, заставленный бутылками и всякой снедью. За столом сидели пьяные офицеры. Они даже внимания на вошедшего не обратили. Правда, один из них, рыжий лейтенант, встал из-за стола, подошел поближе.
— Водки хочешь? — выкрикнул он, протягивая налитую дополна стопку.
Человек промолчал.
— Ах, не хочешь!..
И лейтенант выплеснул жидкость в лицо пришельцу. Этот поступок вся пьяная компания встретила одобрительным смехом. Довольный своей выдумкой лейтенант снова уселся за стол, и тут же все забыли о том, кто, смущенно и жалко утираясь грязным носовым платком, остался стоять в коридоре.
Наконец один из офицеров, покачиваясь, направился в прихожую. Он уставился на незнакомца.
— Партизан?
Тот протянул бумажку, торопливо заговорил:
— Я разведчик. Бывший. Сдаюсь. По вашему пропуску пришел. У вас тут написано: партизан, которые сами сдаются, вы не расстреливаете.
— Сдай оружие!
Офицер оглянулся на шумную компанию в другой комнате. Надо было допросить этого русского, но там так приятно звенели стаканы… Указав в угол, офицер прокричал:
— Сиди тут! Двинешься — пристрелим. — И ушел.
В передней комнате продолжалось пиршество, а в углу прихожей, на широкой деревянной скамейке, расстегнув полушубок, сидел тот, кто забыв о совести, о чести, пришел искать защиты у врагов, осквернявших его родную землю. Когда-то и в его душе кипела ненависть к оккупантам, а теперь он покорно ждет, пока они, нажравшись и напившись вволю, займутся им.
У этого небритого, заросшего человека был последний шанс. Дело в том, что хмельной офицер ограничился тем, что изъял у него наган. Обыскивать не стал. А в кармане полушубка осталась граната-лимонка. Швырнуть бы ее сейчас туда, откуда то и дело выглядывают пьяные рожи, выскочить стрелой в дверь, снять часового и — в лес, но куда там… Такое мог совершить кто-нибудь другой, но не Зайков, заячья душа которого привела его к измене.
С чего все началось? С того, что не выдержали нервы, когда жена его Марья проходила мимо вражеских солдат. Забыв обо всем, о том, что ставит под удар товарищей, что может погубить всю операцию, он кинулся к ней, затем, выстрелив в одного из солдат, метнулся в лес. Но тут споткнулся о какую-то корягу, упал, и поэтому пущенная вслед очередь полоснула мимо.
Месяц он скрывался в лесу, голодал, ночами, крадучись, пробирался к дому. Потом почти два месяца прятался от людей в подвале. Отец говорил:
— У меня есть для тебя маскхалат, лыжи. Иди к своим.
Не шел. Объяснял, что не в силах уйти, пока Маша в тюрьме.
«Нет, нет, хорошо, что я пришел к ним, сам пришел, — лихорадочно думал он, — Машу выпустят. Да и меня помилуют».
В комнате горланили песни, топали ногами, о чем-то шумно спорили, громко звенели посудой. Но он будто и не слышал этого. Сгорбленный, жалкий, с исхудавшим лицом и серыми застывшими глазами, он сидел, склонив голову, мысленно перебирая все, что произошло за последние три с половиной месяца.