Позывные из ночи
Шрифт:
— Вовремя ушли, — сказал Яков. — Красиво бы мы выглядели, если бы заночевали. Так что спасибочко тебе за догадливость.
— После войны сочтемся, — ответил Николай.
Данные о противнике, полученные в результате похода в деревню Поля, были высоко оценены командованием. А вот на сообщение о предполагаемом взрыве склада очень скоро пришел ответ. Из центра просили срочно сообщить, на каком расстоянии от склада живут рабочие, согнанные оккупантами на строительство дороги. Яков уточнил это обстоятельство у Самойлова и, успокоенный, тут же сообщил, что расстояние около полутора километров. На это последовал совершенно неожиданный и категорический приказ: «Взрыв проводить запрещаю».
Теперь все надежды возлагались на Бондаренко. Вскоре он пришел.
— Ну как? — спросил Яков.
— Порядок.
— Эх, какой уж тут порядок! Центр требует, чтобы мы обезвредили мину. В противном случае пострадают наши люди.
Бондаренко свистнул:
— Легко сказать — обезвредить! А если она тут-то и громыхнет?
— Чтобы не громыхнула, надо делать умеючи. Поэтому-то пойду туда я.
— Вы? Вас, Яков Матвеевич, не пропустят к складу, да и мину вы не найдете.
— А мы с тобой помозгуем, как сделать, чтобы и пропустили и чтобы мину я нашел.
Но тут в разговор вмешался Филатов:
— Я категорически возражаю против того, чтобы ты, Яков, сейчас так рисковал собой. У тебя в руках все явки. Нет, тут другое нужно придумать.
— И думать нечего, — сказал Бондаренко. — Я заложил мину. Я ее и заберу оттуда.
— Хорошо, — решил Яков после недолгого раздумья. — Пусть будет так. Но я буду ожидать в непосредственной близости и приму у тебя мину, как говорится, тепленькую.
Все поняли, что это решение командира является окончательным и не пытались больше возражать. Орлов и Бондаренко тут же отправились к складу и на следующий день вернулись обратно. Здесь их ждали хорошие вести, самые радостные за все эти годы. Карельский фронт пришел в движение.
Итак, настал решающий час. Выполняя задание центра, разведчики из района Мунозера вышли к Ламбасручью и, поднявшись на возвышенность, стали наблюдать. Да, здесь шла лихорадочная погрузка. Войска и снаряжение — все это заглатывалось стоящими у пристани баржами. Враг торопился, очень торопился. По всему было видно, что он начал массовую эвакуацию из Заонежья.
— Драпают господа фашисты, — сказал Яков. — Скипидарчиком их надо подмазать, скипидарчиком…
Чтобы атаковать Ламбасручей, нужны были значительные силы. Ими разведчики не располагали. Но выход есть. Связались с центром и стали передавать туда данные об отходе противника. Вскоре появились самолеты, и у пристани загрохотали взрывы, баржи окутались дымом.
Теперь необходимо было достать оружие. Решение этой задачи взяли на себя Яков Ефимов и два Николая — Филатов и Бондаренко. Они устроили засаду километрах в пятнадцати от Ламбасручья. Под вечер появился конный обоз с оружием. Его сопровождало отделение автоматчиков. Никому из солдат не пришло в голову, что трое одетых в финскую форму людей намерены атаковать обоз, в котором вместе с охраной было до пятнадцати вооруженных людей.
Все решили буквально секунды. Стоящий впереди коренастый крепыш в распахнутом кителе махнул рукой: зарокотали автоматы, а потом одна за другой в ошалевших фашистов полетели гранаты. Лишь нескольким уцелевшим охранникам удалось унести ноги. Обоз был захвачен.
Так раздобыли оружие, необходимое для людей, вступивших в сформированный Яковом отряд.
Накануне ухода из Мунозера последний раз собрались под гостеприимной крышей сергинского дома. Здесь были Яков, Николай, обе радистки, старик Самойлов с невесткой, Сергин и его домочадцы.
Мария Антоновна и Александра Федоровна для такого торжественного случая поставили на стол все, что было в доме. На самом видном месте стояло большое блюдо с рыбниками.
Первый тост, конечно, подняли за победу, за то, чтобы, когда отгремит война, вновь собраться здесь.
— С женой приезжай, Яшенька, — сказала Мария Антоновна. — Отдохнете за милую душу.
— Для рыбалки и охоты лучшего места нет, — поддержал Самойлов.
— Помнится мне, Дмитрий Гаврилович, ты на рыбалку в другое место ездил… — намекнул Яков на недавние подвиги Самойлова.
— Тогда я рыбу глушил, — отшутился старик, лукаво улыбаясь. — А тут мы с тобой по-старинному, с удочкой будем баловаться.
Яков смотрел на всех сидящих за столом, и на душе у него было по-праздничному тепло. Какие замечательные люди. Вот хотя бы Николай Степанович. Такой груз нес на своих плечах, особенно эти последние месяцы. А ведь никогда и вида не подал, на лезвии бритвы ходил и молчал. Сколько раз бывали облавы, сколько раз над всеми нависала опасность. Они-то, разведчики, знали, на что шли; такая уж у них рисковая работа… Но Сергины рисковали ничуть не меньше. В случае провала всех их расстреляли бы оккупанты.
О пережитом думал в эти минуты и Николай Степанович: о том, что нашел все-таки настоящее место в строю, о том, что сможет теперь смело глядеть в глаза дочери, когда встретится с ней, что навсегда родными, близкими останутся для него люди, с кем делил опасность, что помогли ему вновь уверовать в свои силы.
— Живем, Яша! — весело сказал бесконечно счастливый Сергин.
— Не столько Яша, сколько Алеша.
— Как?
— А так. Разрешите познакомиться: Алексей Орлов.
— Орлов?! Что я говорил! Дмитрий Гаврилович, Яшка-то и есть Орлов! — крикнул Сергин Самойлову.
И все враз заговорили, стали чокаться с Алексеем, пожимать ему руки.
— Так вот он какой — Орлов, — вслух выразил то, о чем думали все, Дмитрий Гаврилович. И ростом не шибко высок, и в плечах не косая сажень. Человек как человек. Вроде нас. А какие дела воротил! Здорово ты, Алексей… По батюшке-то как?
— Михайлович.
— Здорово ты, Алексей Михайлович, оккупантам насолил. То-то они твою головушку в марках на тысячи оценили, да еще муки в придачу предлагали. Не вышел ихний номерок! Никто на их муку не позарился.
— Потому не вышел, что народ у нас замечательный. А я что: рядовой солдат.
— Это ты брось, Алеша, — прервал его Сергин. — Не знаю, в каких ты званиях ходишь, какие лычки нашиваешь, а только, если нас спросить, то мы тебя не менее чем в генералах числим.
— Это ты уж слишком хватил, — смущенно заговорил Алексей. — А о делах — правильно сказано. Много у нас дел впереди. Вот я молотобойцем и кузнецом до войны был. Уж сделаешь вещь, так видно: вещь! Истосковались руки по настоящей работе, по такой работе, что жизнь украшает, людей кормит, силу стране дает.