Прабхупада Лиламрита
Шрифт:
Поэтому в реакции электрика, друга Бхактиведанты Свами, не было ничего удивительного. Район Бауэри и по сей день знаменит на весь мир как «Скид Роу», городское дно, куда скатываются опустившиеся, бездомные пьянчуги. Возможно, электрик, живший на окраине города, бывал на Бауэри по делам и видел, как эти изгои распивают бутылку, или валяются без памяти в канаве, или, шатаясь, пристают к прохожим и клянчат у них деньги.
Большинство бездомных на Бауэри — а всего таких было тысяч семь или восемь — спали в ночлежках, а утром должны были освобождать комнаты. Податься им было некуда, а заняться — нечем, поэтому они целыми днями шатались по улице, молча стояли на тротуарах, прислонившись к стене, или тащились по дороге куда глаза глядят. В холодную погоду оборванцы натягивали на себя все, что у них было, иногда по два
Дом номер 94 на Бауэри, на чердаке которого поселился Бхактиведанта Свами, находился в шести кварталах к югу от Хьюстон-стрит. Оживленный перекресток Хьюстон и Бауэри притягивал бродяг со всего города. Когда машины останавливались у светофора, оборванцы подходили к ним, протирали ветровые стекла и клянчили деньги. К югу от Хьюстон-стрит тянулись кварталы перенаселенных многоквартирных домов с массивными пожарными лестницами на фасадах. Это были старые, узкие, трех- или четырехэтажные здания, в первых этажах которых располагались склады ресторанов, магазины осветительных приборов, бары и закусочные. Бауэри соединяла спальные районы с деловым центром. По обеим сторонам улицы стояли ряды машин, а между ними с трудом продвигался поток транспорта. В будние дни мимо заторможенных бродяг шел, торопясь на работу или домой, рабочий люд. Почти все витрины магазинов были забраны железными решетками, что не мешало, однако, их владельцам зажигать внутри разноцветные огни для привлечения оптовиков и простых покупателей.
Бауэри, 94 — это не доходя два дома до Эстер-стрит. На углу Эстер-стрит и Бауэри располагался просторный бар «Полумесяц», основными посетителями которого были местные пьянчужки. Верхние четыре этажа того же здания занимала ночлежка «Пальмовый дом» с неоновой вывеской, подвешенной ко второму этажу на больших цепях и защищенной металлической решеткой. От входа в гостиницу, что располагалась в доме номер 92 (в которой вместо фойе был пустой грязный коридор, выложенный белым кафелем), подъезд дома номер 94 отделяло не больше двух метров.
Дом номер 94 представлял собой узкое четырехэтажное здание, когда-то в незапамятные времена выкрашенное в серый цвет и, как полагается, с массивной черной пожарной лестницей на фасаде. На улицу вела видавшая виды черная двустворчатая дверь, стекла которой были затянуты мелкой железной сеткой. Надпись «Студии — 3-й и 4-й» указывала на то, что эти этажи занимали художники. В соседнем доме, номер 96, на первом этаже был склад, поэтому его парадный вход закрывала ржавая железная решетка. В доме номер 98 находилась еще одна пивная — «Гарольде», еще меньше и грязнее, чем «Полумесяц». Таким образом, весь квартал состоял из двух питейных заведений, ночлежки и двух домов с чердаками.
В шестидесятые годы в этом районе Нью-Йорка жить на чердаках только начинали. Городские власти разрешили художникам, музыкантам, скульпторам и прочим мастерам искусств (которым в обычных квартирах не хватало места) селиться в зданиях, построенных в девятнадцатом веке для промышленных предприятий. Городские службы приспосабливали под жилье заброшенные заводские помещения: устанавливали противопожарные двери, ванны, душевые кабинки, проводили отопление. Это давало художникам возможность недорого снимать просторные помещения, которые потом стали называться студиями. Мансарда Коэна на верхнем этаже дома номер 94 на Бауэри была просторной — почти тридцать метров в длину (с запада на восток) и около восьми метров в ширину — и светлой, окна выходили на запад и на восток, на Бауэри; на крыше тоже было окно. Открытые потолочные балки находились на высоте шести метров от пола.
Харви Коэн использовал это помещение как мастерскую, поэтому вдоль стен тянулись подставки для картин. Кухня и душ располагались в северо-западном углу. Часть, предназначенная для жилья, была отгорожена ширмой. Перегородка не касалась стен и не доходила до потолка,
За этой перегородкой и поселился Бхактиведанта Свами. Кровать и несколько стульев расположились около окна, а пишущая машинка на железном ящике — рядом с маленьким столиком, на котором стопкой лежали рукописи «Бхагаватам». На веревке сушились дхоти.
По другую сторону ширмы возвышался помост размером полтора на три метра, на котором Свами сидел во время киртанов и лекций. С этого помоста, находившегося в восточной части помещения, был виден весь чердак — огромный и пустой, если не считать двух ковров, старомодного деревянного стола и стоящей на мольберте картины Харви, изображавшей Господа Чайтанью, танцующего в кругу Своих спутников.
Чтобы попасть на чердак, нужно было войти в дом и подняться вверх на четыре лестничных пролета. На чердак вела одна-единственная дверь с задней, западной стороны здания, обычно прочно запертая на засов. Дверь открывалась в коридор, освещенный лишь красной лампой с надписью «Выход» над косяком. Чтобы попасть в открытое помещение чердака, нужно было пройти по коридору несколько шагов вправо. Гость, вошедший во время киртана или лекции, видел Свами в девяти метрах от себя, сидящим на возвышении. В те вечера, когда лекций не было, в студии царил мрак, если не считать красной надписи «Выход» в маленьком коридоре да мягкого света, разливавшегося из-за ширмы, где работал Бхактиведанта Свами.
Бхактиведанта Свами, переселившись на Бауэри, сидел при тусклом свете электрической лампочки, так же, как и сотни бродяг и изгоев, живших по соседству. Как и у них, у него не было ни постоянного дохода, ни постоянного места жительства. И тем не менее сознание его было иным. Он переводил на английский язык «Шримад-Бхагаватам», обращаясь ко всему миру через свои «комментарии Бхактиведанты». Где бы он ни жил — на четырнадцатом этаже многоквартирного дома на Риверсайд-Драйв или в углу мансарды на Бауэри, — его долг состоял в том, чтобы проповедовать сознание Кришны, которое так необходимо человечеству. Он продолжал работать над переводом и не переставал думать о том, как открыть в Нью-Йорке храм Господа Кришны. Мысли Бхактиведанты Свами были сосредоточены на вселенской миссии Кришны, потому он мог жить где угодно. Домом для него было не здание из кирпича или дерева. С тех пор как он нашел прибежище под сенью лотосных стоп Кришны, он везде чувствовал себя как дома. «Для меня всюду дом», — говорил он своим друзьям. А для того, кто не нашел прибежища у стоп Кришны, весь мир превращается в безлюдную пустыню.
Он часто ссылался на утверждение из священных писаний, что разные люди находятся во власти разных гун природы — благости, страсти и невежества. Жизнь в лесу — это жизнь в благости, жизнь в городе протекает под влиянием страсти, а в таком отвратительном месте, как винный магазин, публичный дом или Бауэри, — это жизнь в невежестве. Но жить в храме Вишну — все равно что жить на Вайкунтхе, в духовном мире, не оскверненном этими тремя качествами материи.
Чердак на Бауэри, где Бхактиведанта Свами устраивал встречи и пел киртаны, тоже стал частью трансцендентного духовного мира. Когда Свами сидел в своем углу за перегородкой, склонившись над страницами «Шримад-Бхагаватам», его новое жилище ничем не отличалось от комнаты в храме Радхи-Дамодары во Вриндаване.
Новость о переезде Свами на Бауэри распространилась довольно быстро, главным образом благодаря разговорам в «Парадоксе», и люди стали приходить к нему по вечерам, чтобы вместе с ним попеть мантру. Музыкальные киртаны были особенно популярны на Бауэри, поскольку новые соседи Свами были в основном музыкантами и художниками, которых больше привлекала трансцендентная музыка, нежели философия. Каждое утро Бхактиведанта Свами читал лекции по «Шримад-Бхагаватам», на которые приходили Дэвид Аллен, Роберт Нельсон и еще один парень. Иногда он давал уроки кулинарного искусства для всех желающих и всегда был готов уделить время для личной беседы со всяким любознательным посетителем или своим новым соседом по комнате.