Прах и безмолвие
Шрифт:
Задача Уилда заключалась в том, чтобы принимать арестованных и получать от них письменные свидетельские показания в надежде выудить из этих показаний какой-нибудь самокомпромат, пока бедняги еще не совсем продрали глаза ото сна и не очухались от неожиданного стука в дверь на рассвете.
Первые трое арестованных держались вызывающе, негодовали и были перепуганы одновременно — причем каждым из хулиганов эти три чувства владели в разных пропорциях, — но больше, похоже, между ними не было ничего общего. Что могло связывать во время погромов и драк девятнадцатилетнего автомеханика, безработного двадцати одного года
Четвертым, и последним, был восемнадцатилетний безработный, который выглядел более невозмутимым, чем трое предыдущих задержанных, возможно, потому, что у него было больше времени, чтобы прийти в себя.
Он также оказался одним из главарей банды, которая напала в парке на Уилда, когда тот преследовал Уотерсона.
Ничто не говорило о том, что парень узнал Уилда, и сержант, привыкший к тому, что его уродливая физиономия была незабываема, как ни странно, даже почувствовал себя уязвленным.
— Джейсон Медвин, — внятно проговорил Уилд, — проживает на Джуд-Лейн, в доме семьдесят шесть. Безработный.
— Это я, — приветливо подтвердил парень.
— Работал когда-нибудь?
— Помощником механика после школы. Меня сократили. Потом работал в муниципальных автомастерских несколько месяцев.
— Опять сократили?
— Не-а. Задвинул я эту работу. Это не для меня.
— А что ты считаешь для себя, сынок?
— Не знаю. Может, что-то вроде вашей работенки. — Парень ухмыльнулся. — Классно, наверное, набить кому-нибудь морду, зная, что тебе ничего за это не будет!
— А ты ведь любишь морды бить, правда? — спросил Уилд вкрадчиво.
Медвин пожал плечами.
— Да, я не прочь иногда помахаться.
— Правда? А почему?
— Не знаю. Меня это заводит. Я тогда чувствую, что живу.
— Кто-нибудь однажды так тебе врежет в ответ, смотри почувствуешь, что уже не живешь, — высказал Уилд предположение.
Парень снова пожал плечами. Он был красив: светлые волосы, коротко подстриженные на висках и модно уложенные на макушке, нос с горбинкой (возможно, результат какой-то старой драки?), темно-голубого цвета глаза, привлекательная улыбка, чуть впалые щеки, щетина на подбородке — его подняли с постели, и он не успел побриться… Уилд взял себя в руки. То, что началось как профессиональное описание задержанного, превращалось в… во что? Он напомнил себе о том, что Медвин Джейсон ходил на футбольные матчи с целью нанесения телесных повреждений окружающим, поджидал в засаде у ворот парка гомосексуалистов, собирался испортить праздник и развлечение тысячам зрителей, которые должны собраться в городе на представление.
— Значит, тебе все равно, если кто-то изобьет тебя или даже убьет? — спросил Уилд.
— Меня
— Да? Понимаю. Значит, друзей у тебя нет, так? Тебе трудно сходиться с людьми?
Он попал в точку. Устремленный на Уилда взгляд парня был полон такой же бешеной ненависти, как той ночью, в парке, когда на сержанта напали. Мгновение спустя голубые глаза моргнули, и перед Уилдом снова сидел улыбающийся горбоносый мальчик.
— У меня есть друзья, — сказал он, — много друзей.
— Назови шестерых, — предложил Уилд.
— Зачем это еще? — озадаченно спросил Медвин. — Вы что думаете, я так сейчас и начну вам закладывать своих друзей?
— Почему бы тебе не назвать их имен? Они же не преступники?
— Я тоже не преступник, а вот сижу здесь, — нашелся Медвин.
— Ну, хорошо, давай по-другому. Скажи мне, что ты делал в эти три вечера и назови мне имена любых людей, которые могут подтвердить твои показания.
Уилд нацарапал три даты на листке бумаги и перебросил его через стол Медвину.
Медвин тупо смотрел на даты. Первая из них была шестое февраля, когда ночью из поезда выбросили труп молодого человека, ехавшего из Лондона. Вторая — двадцать шестое февраля — погром в «Розе и короне», закончившийся тем, что владелец пивной попал в больницу. Третья — первое марта — нападение на Уилда.
— Ну? — поторопил сержант парня.
— Да вы шутите, — воскликнул Медвин, — я не вспомню и того, что делал вчера вечером.
— Давай-ка я освежу твою память. Шестого февраля была игра, «Сити» проиграли со счетом четыре ноль, и молодого парня скинули с поезда около Питерборо.
— Нечего на меня это вешать! — вскричал Медвин. — Вы мне это дело не пришьете!
Он искренне возмутился.
— Так ты не был на игре?
— Конечно, был. Я никогда не пропускаю. Но на поезде я не ехал. Мы с ребятами ехали на машине.
— Имена. Адреса, — сказал Уилд, пододвигая Медвину карандаш, и, видя, что Медвин не спешит им воспользоваться, добавил: — Ну, давай же, сынок, они же подтвердят твои слова, что вас не было в том поезде.
Неохотно приняв этот аргумент, парень начал писать.
Когда он закончил, Уилд взглянул на список имен.
— Плотно набили вы машину, — заметил он. — Вот у этого адреса нет.
— Не знаю я, где он сейчас живет. Он на юг переехал. Мы случайно встретились на игре и выпили немножко, и он сказал, что собирается вернуться назад в свои края в Йорк повидаться с кем-то. Потом я спросил, не надо ли его подвезти, а он ответил, что да. Он, наверное, опять уже на юг укатил. Я тоже думаю куда-нибудь податься. Что здесь может кого-то удерживать, а?
— Еще как может, — с угрозой возразил Уилд. — Хорошо, теперь вспомни, «Сити» здесь играли против «Редз». Счет ноль-ноль.
На этот раз Уилд не стал ничего подсказывать юнцу и увидел, что тот сам все вспомнил. Однако парень не возмущался и не доказывал свою невиновность, а только непонимающе смотрел на сержанта и качал головой.
— Тут вы меня уели. Не могу вспомнить.
— А я думал, ты никогда не пропускаешь ни одной игры.
— Почему никогда. Но если видишь их так много, разве все упомнишь.
Уилд, соглашаясь, дружески кивнул и заметил, что это была игра, когда избили хозяина пивной.
— А что скажешь об этой дате? — спросил он.