Прах
Шрифт:
И тут явилось озарение. Идея показалась настолько простой, что даже смешно стало. Всё вокруг — это галлюцинация или сон, и тут я не мог получить информацию, которой не владел в реальном мире. Да, чутьё каким-то образом привело меня сюда, показало, где искать, но если прежде я не читал эту книгу, то и здесь не получится.
Я вскочил с кресла и принялся вытаскивать другие тома и листать их. Везде было одно и то же: буквы расплывались перед глазами, не позволяя прочесть ни слова. И лишь в одной книге, в которую я заглядывал за несколько
Теперь я знал, где искать ответы. Все эти полгода они находились у меня под носом, надо было просто залезть на шкаф и достать оттуда странную книгу. Наверняка она до сих пор лежит на шкафу в кабинете моей бабушки. Остаётся лишь вернуться и найти её. Всего лишь вернуться… Но как?
Где я нахожусь, до сих пор являлось большой загадкой.
От размышлений меня отвлекли женские голоса, доносящиеся из спальни за дверью. Они казались знакомыми.
Я открыл дверь и замер, не веря глазам.
На огромной кровати расположились Ира, Вероника и Ксения. Одежды на девушках не было, и их обнажённые тела переплетались друг с другом, маня приятными изгибами. В центре лежала Ира, повернувшись к Веронике, Вероника касалась её губ своими губами, Ксения обняла Иру сзади и целовала её шею и плечи, а Ира ласкала Веронику между ног.
Все три девушки обернулись.
— Вот и ты, — произнесла Ксения. — Иди сюда, к нам.
— Мы заждались, — Вероника приподнялась, облокотившись на подушку. — Присоединяйся. Что встал как вкопанный? — она откинула свободной рукой свои длинные волосы, открывая пышную грудь. Глаза Вероники поедали меня заживо. Они были полны желания, как и взгляды остальных девушек.
— Я скучала, — произнесла тихо Ира, усаживаясь на кровати. — Только не уходи опять.
Я медленно приблизился к девушкам. Три пары рук схватили меня и притянули к себе. Я оказался на кровати в плену у трёх моих возлюбленных. Их руки обвивали меня, стаскивали одежду, а мои ладони скользили по изгибам и округлостям молодых девичьих тел. Напротив моего лица было возбуждённое лицо Иры, она прижималась носиком к моему носу и касалась губами моих губ.
Я растворялся в наслаждении, мыслей никаких не осталось в голове, я полностью отдался страсти.
Каким-то образом мы все втроём оказались под одеялом. Томные вздохи и милые смешки заводили меня ещё больше. Было темно — темнее, чем следовало, но разве я мог сейчас размышлять о чём-то?
А потом я перестал чувствовать прикосновения, вокруг всё смолкло, и я понял, что остался один. Холод объял моё тело, а в нос ударил запах земли. Тьма была такая, что, казалось, я ослеп.
Я пошевелил рукой, но та ударилась о деревянную стенку, попытался приподняться, но тут же стукнулся лбом обо что-то твёрдое. Ногами тоже не удавалось двигать.
Волна холодного ужаса накрыла меня. Где я? Руки стали обшаривать пространство вокруг, но натыкались лишь на деревянные стенки, обитые тканью.
Конечности начало сводить судорогой, а кислорода не хватало, и грудную клетку давило тяжёлым прессом. Я не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Вспомнил об энергии, которая всегда спасала меня, но лучше бы не вспоминал: сейчас она отсутствовала. Я не чувствовал её ни внутри, ни вокруг себя. Сколько бы ни пытался сосредоточиться — всё тщетно. Я был пуст. Лежал в собственной могиле, забытый всеми.
Позвал на помощь, хоть и понимал, что смысла нет. Меня никто не услышит, никто не вытащит отсюда. Толстый слой земли укрывал мой новый дом, последнее пристанище моего бренного тела.
Что бы это ни было — галлюцинация или страшный сон — оно не заканчивалось, и неизвестно, закончится когда-нибудь или нет. Мой разум породил тюрьму, замуровал меня под землёй и не выпускал.
А паника нарастала, и судорога всё сильнее сводила конечности, вызывая пронзительную боль, которая ломала кости и рвала мышцы. Я терпел, сжимал зубы, рычал, пытался привести разум в состояние покоя, но всё было напрасно. Я больше не мог выносить мучений, доставляемых этим жестоким деревянным ящиком.
Изо рта вырывались вопли, руки и ноги колотились о доски, ногти драли ткань и скребли дерево. Они выламывались из пальцев, всё тело превратилось в комок боли, но я не мог остановиться, не мог избавиться от этой тесноты, не мог ни о чём думать — только орал и бился о стенки гроба.
Я сидел на склоне холма. Вокруг раскинулись серые просторы, на которые падали первые белые крупинки грядущей зимы. Они оседали в песок и обращались в прах — умирали, как умерла земля, трава и весь остальной мир.
На склоне позади меня росло деревце, а точнее окаменелый ствол с одной кривой веткой, которая словно уродливая рука тянулась к небу, пытаясь выбраться из этой юдоли печали. Но с неба не приходило спасение, его тоже застилала измученная серость.
На мне, как и прежде, был оранжевый защитный комбинезон, маска — поднята, ведь баллон давно опустел. Я спокойно вдыхал отравленный воздух, не думая о последствиях.
Перед взором простирались руины когда-то огромного процветающего города. Теперь его скорбные останки тонули в песках, чей уровень повышался с каждым годом. Окаменелые призраки ушедшего мира медленно таяли на ветру, становясь пылью.
Однажды всё превратится в прах, думал я, однажды от планеты останется бездушная серая оболочка, лишённая энергии, лишённая жизни в любом её проявлении. Печальный серый шарик болтался в космосе, согреваемый лучами неустанного солнца — я отчётливо представил эту картину, от которой становилось тоскливо и страшно.