Правая рука смерти
Шрифт:
…Он допил почти уже остывший чай. И встал:
– На сем я вас оставлю, господа Самсоновы. Правосудие свершилось.
– Да, свершилось.
Быль слегка пошатнулся и почувствовал подступающую к горлу дурноту.
– Что ты хочешь сказать, старик?
– У меня нет диабета.
– Что?
– Мне не нужен сахарозаменитель.
У Быля потемнело в глазах:
– Что…что ты мне дал?
– Это яд. То есть три таблетки – доза, которая является смертельной. Сильнейший нейролептик, сейчас он запрещен. Старые запасы. И не я дал. А, – Самсонов кивнул на Влада, –
– Убью… – Быль дернулся к Самсонову, но захрипел, голова закружилась. – Воздуха… Окно…
– Если у вас здоровое сердце, шанс выжить еще есть, – спокойно сказал Юрий Павлович Самсонов. Владик смотрел на них и бессмысленно улыбался. – Смерть будет медленной. Сначала судороги, потом кома, и лишь после – острая сердечная недостаточность и паралич дыхательного центра. Все зависит от вашего сердца, насколько оно сильное.
– Врача…
– Здесь вам не помогут.
– «Скорую»…
Быль, шатаясь, вышел в прихожую. И даже дошел до лифта и вызвал его. Движения сделались вялыми, во рту было сухо, так что язык ворочался с трудом, в груди слева давило, будто кто-то ледяной рукой сжимал сердце все сильнее и сильнее. Оно билось, как пойманная птица, так отчаянно, раздирая внутренности в кровь невидимыми когтями, что ему стало страшно. Он даже почувствовал привкус крови во рту и стал задыхаться. Еще в детстве опытная Тамара услышала какие-то шумы в сердце маленького Фимы и предупредила: со временем болезнь может развиться. Сердце его и подвело. Но он сумел-таки зайти в лифт и даже услышал, как звонит телефон. Но сил ответить на звонок уже не было.
Мобильник упал на пол, он увидел, кто звонит, и обрадовался. «Лена! Она опять меня спасет! Она всегда меня спасает!» Но в глазах потемнело, сознание стало путаным, руки и ноги свело судорогой. Ему казалось, что он поднял с пола телефон, ответил на звонок и услышал в трубке ее голос. Она сказала:
– Я сейчас, потерпи.
Он вышел из подъезда ей навстречу. Стало легко дышать, воздух был таким вкусным и свежим, что его хотелось есть, глотать кусками, чтобы утолить непомерный аппетит. Он и глотал жадно, будто год голодал, чувствуя, как сознание просветляется. Он не пошел, нет, побежал. Большими скачками, радуясь своей растущей силе. Выглянуло солнце, свет был таким ярким, что резал глаза. Дорога показалась ему бесконечной. Навстречу шла, нет, не Лена… Мама…
– Мама? – удивленно спросил он и улыбнулся. – Вот ты и вернулась. Значит, я все сделал правильно…
…У лифта пес опять зарычал. Возвращающаяся с прогулки женщина потянула на себя поводок:
– Фу! Да что с тобой? Сроду такого не было! Что тебя так разозлило? – Она заглянула в лифт и ахнула: на полу лежал мужчина. – Анюта! – закричала она консьержке. – На помощь! Срочно!
…Юрий Павлович Самсонов разговаривал по телефону. Связи у него остались, да и авторитет был такой огромный, что коллеги то и дело обращались к нему за советом. Сейчас помощь понадобилась ему.
– Да, отдельную палату. С моим сыном беда. Надо собрать консилиум, согласен. Когда ждать машину?
Он вдруг почувствовал прилив сил: жизнь обретала смысл. Он опять нужен своему сыну. «Лет десять у меня еще есть, я успею поставить
– Все хорошо, сынок, – он погладил Влада по голове, – мы справимся. Папа знает, как тебя вылечить. Только больше никаких компьютеров…
…Магдалена поняла, что Ройзен ее предал, когда в доме начался обыск. Потом приехавший на «Скорой» врач разговаривал с ней, как с маленькой:
– Вы ему кто? Серафиму Кузьмичу? Жена? Просто сожительница?
– Невеста.
– Что, и заявление в загс подали?
– Нет. Не успели.
– Понятно. Родственники у него есть?
– Нет. Мать умерла, отец тоже. Братьев-сестер нет, даже, насколько я знаю, двоюродных. Детей тоже нет.
– Значит, документы подписать некому.
– Какие документы?
– Профессор Ройзен сказал, что его пациент неизлечимо болен. Ему показана электросудорожная терапия.
– Нет!
– Не волнуйтесь так. О себе подумайте. На вас, скорее всего, будет заведено уголовное дело.
– Это вам Ройзен сказал? – горько спросила она.
– Марк Захарович человек уважаемый и влиятельный. Его почти месяц держали в заложниках, угрожали его сыну.
– Вы что, следователь?
– Следователь вас ждет в соседней комнате. А я ищу родственников человека, страдающего шизоаффективным расстройством. Шизофрения, передавшаяся по наследству, плюс аффективное расстройство личности, так что пациент стал социально опасен. Электрошок однозначно.
– Это профессор Ройзен поставил такой диагноз? И почему лечение принудительное? Вы не имеете права!
– Раз нет родственников, лечение будет принудительным. Марк Захарович сказал, что долговременная терапия психотропными препаратами не принесла успеха.
– Какими препаратами?! Серафим ничего не принимал!
– Профессор Ройзен утверждает обратное. Ни психотерапия, ни лекарства не подействовали. Он наблюдал пациента полтора года и убедился, что другого выхода нет. Принудительное лечение электрошоком.
Вот тут она окончательно убедилась, что ее предали.
– Это незаконно! Я… я не позволю! Это… просто черная неблагодарность! Я спасла жизнь его сыну! Почему он со мной так поступил?! – она не говорила, кричала.
– С вами-то все в порядке? – подозрительно спросил врач. – А то я уже сомневаюсь.
– Не беспокойтесь, – усмехнулась она. – Тюрьма меня вылечит.
Когда Николай позвонил ей и сообщил о том, что Серафим Кузьмич в больнице в коме, она подумала: «Слава богу. Не сейчас». На третий день он умер, не приходя в сознание. Приготовленная для него палата в психиатрической лечебнице так и не понадобилась.
А через три недели Магдалена поняла, что беременна…
Эпилог
Анатолий Брагин бессмысленно смотрел на пришедшую навестить его женщину. Он ее не узнавал. Все были на одно лицо, все в белых халатах. Он уже перестал на них реагировать, и на женщин, и на халаты.
– Здравствуй, Толя, – женщина взялась за инвалидное кресло, в котором он сидел, и просительно посмотрела на медсестру: – Можно ему погулять?
– Конечно, Екатерина Федоровна, – та машинально погладила карман, где лежал пухлый конверт.
Когда женщина завезла кресло в грузовой лифт, медсестра сказала санитарке, вытирающей пол: