Правда и вымысел
Шрифт:
И всё бы ничего, можно принять за Гоя, готовившего новую акцию против новой команды, но он был в моей волчьей безрукавке, которую я взял у Олешки! Лёгкая, необъемная, она занимала мало места и хорошо грела, собирался зимой в ней ходить, Олешка звал её жилетом. Но за хребет я уходил налегке, пустые баллоны, тёплую одежду и спальник не потащил, оставив в логове, и получалось, этот человек отыскал грот (или знал его) и украл мои вещи. Уж не одичавший ли ворюга вылинял или побрился?
Брать его тут же было нельзя, пошумишь, а до лагеря близко, услышат и поднимут тревогу. Между
— Ну, веселитесь, твари! — наконец проговорил он, и я облегчённо вздохнул: нет, это другой «йети», ещё не совсем одичавший и не утративший речи.
Я шёл за ним в десятке метров сзади, стараясь попасть в ритм его шагов, чтоб не услышал шороха, однако он часто спотыкался и оступался, так что приходилось замирать на одной ноге. Когда мы таким образом миновали почти вырубленный прежними искателями лесок, где я однажды ночевал, человек выпрямился и пошёл медленнее. Он что-то бурчал и часто оглядывался в сторону лагеря, но в любой момент мог обернуться назад, увидеть меня и убежать. Я снял рюкзак с провизией, чтоб не мешал, улучил момент, когда мы оба оказались на щебенистой высыпке, в два прыжка настиг его и резко толкнул в спину. Он сунулся вперёд и устоял, валить пришлось подсечкой и по-милицейски скручивать. Длительная полуголодная жизнь всё-таки сказалась, он не богатырь был, но я выдохся, пока спутывал ему руки — он всё к карману тянулся.
Там оказался нож явно зековской работы, завёрнутый в тряпку вместо ножен.
И даже связанный, пленник ещё долго сопротивлялся молча и остервенело, пока я не рубанул его по шее рукояткой пистолета, затем поставил на ноги и потащил вниз по распадку. Не знаю, за кого он меня принял, вероятно, думал, в лагерь поведу, через некоторое время успокоился, попытался в лицо мне заглянуть.
— Вы кто? — спросил уже с интересом и неожиданно вежливо.
Под безрукавкой у него ещё и свитер мой оказался, и тренировочные брюки на нём тоже мои — одежда, в которой я нырял с аквалангом.
— Сейчас познакомимся, — пообещал я.
— Понятно! — облегчённо вздохнул он. — Значит, вы не из этих…
Недалеко от логова, где распадок почти превращался в каньон и хоть заорись, никто не услышит, а бежать можно только вперёд, приставил его к стенке и приказал раздеваться.
— Зачем? — удивлённо спросил он. — Вы хотите ограбить меня?
— Затем, что одежда на тебе — моя! — я посветил ему фонариком в лицо и на мгновение показалось, где-то его видел.
— Ваша?… А, ну да, возможно, — залепетал он, заслоняясь от света. — Не знал, что ваша… Я был голый, совсем голый и сильно замёрз… И взял. В пещере никого не было… Руки развяжите, я сниму.
На вора он совсем не походил…
— Ты что тут делаешь?
— Я?… Гуляю. Вернее, гулял, ходил по горам…
— Место для прогулок замечательное, правда?
— Да, я никогда не был в горах, видел их всегда издалека… — с удовольствием стал рассказывать он. — Так получалось. И сейчас впервые вот так, среди скал, один…
— И в чём мать родила?
— Ну, я в этом не виноват…
Я встряхнул его за грудки.
— Быстро говори, что делаешь в горах?
Он вдруг осел, как мешок и показалось, всхлипнул.
— Девушку ищу…
— Какую девушку? — только сейчас мне пришло в голову, что человек этот тоже душевнобольной. Слишком уж нестандартное, неадекватное поведение…
— Ту, что спасла меня… Она такая прекрасная! Такие тонкие руки и голос… Я не мог просить её остаться, потому что был совсем голый.
Мне почему-то мгновенно вспомнилась танцующая на камнях.
— В волосах у неё есть зелёные блёстки?
Человек оживился, вскочил.
— Есть! Много! Только не зелёные, а жёлтые. Они сверкают, как планктон в лунную ночь!
— Почему жёлтые? Зелёные!
— Не знаю! А вы её знаете? Видели?
— От чего она спасла? От смерти?
— Вытащила из воды, — неохотно сказал он. — Я тонул… В общем, плохо помню, что было. Когда очнулся, увидел её… Она меня вытащила и откачала… Её зовут Валкария.
— Как?!
— Валкария! Такое звучное и непривычное имя!
— Кто тебе это сказал?
— Она!.. Она сказала: запомни, меня зовут Валкария. Я ещё переспросил — может быть, Валькирия?…
— И танцевала на камнях?
— Нет, она не танцевала…
В общем-то, спрашивать об этом было глупо.
— А тебя как зовут?
— Станислав. Ну, Стас Бородин.
— Бородин? Капитан второго ранга? Именинник?
— Да, — он чего-то испугался. — Недавно у меня был день рождения. Правда, сорок лет отмечать не принято, и я не отметил. Зато родился во второй раз…
— Как же ты нашёл моё логово?
— Я не искал, — виновато проговорил он. — Она привела… Мы долго шли где-то под землёй, это я помню… Какие-то огромные белые залы, колоннады. Как будто в древнем Риме, только всё глубоко под землёй. Потом вода была под ногами, речка. Хотел заговорить с ней, но голому неудобно, понимаете?.. Я знал, кто она и был спокоен.
Танцующая на камнях подселила мне квартиранта! Я раскрутил безрукавку и освободил ему руки. Однако этот скромный интеллигентный псих занял моё место, стащил тёплую одежду…
Я отнял волчий жилет, посветил фонариком в лицо.
— Давай, топай отсюда! И на глаза не попадайся. Никогда!
— Хорошо, я уйду, — спокойно согласился он и снял свитер. — Возьмите, это ваш. Только я оставлю брюки. И прошу, верните нож.
Все сумасшедшие на Урале ходили в моих штанах…
— Откуда у тебя нож? — он обезоруживал своей покорностью.
— Это подарок Валкарии. — с удовольствием и гордостью сообщил кавторанг. — Она сказала: если ты мужчина, то выживешь. Вот тебе оружие!.. Это когда мы пришли в малахитовый зал… Как вы считаете, это испытание, да? И если я достойно выдержу его, она снова явится?
— Да тебе лечиться надо, идиот! — заорал я на него и потом жалел, что сорвался. — Ты — больной! Ты понимаешь это? Тебя свели с ума! Скоро ты растеряешь остатки мозгов и обрастёшь шерстью! Уже ходит тут один снежный человек! Сам подумай, какой на хрен малахитовый зал!?