Правда о Григории Распутине
Шрифт:
О судебной стороне дела уже было сказало. Теперь о другом. Не существовало в природе никакого статуса «царского лампадника», а если бы он и существовал, то Распутин, не имея церковного сана, никогда бы не мог занять церковной должности. Неужели Михаил Владимирович того не знал?
Однако этим вопросом дело не исчерпывается. Существует много других. Где упомянутый «том обличительных документов»? Куда подевалась исповедальная «целая масса писем»? Что это за фотография «хлыстовского корабля», почему она никогда не была опубликована, и откуда было известно Родзянко, как выглядит этот «корабль»? Откуда ему известно про «излюбленные хлыстовские изречения»?
И последнее. Если
Процитированные пассажи председатель Думы написал незадолго до смерти. Но было ведь расследование ЧСК, столько разных документов увидело свет в первые годы после революции. Однако подлинная фактография прошла мимо внимания Родзянко. То ли он ничего не читал, то ли читал только те памфлеты и злые карикатурные зарисовки, которые стряпали бойкие мастера пера.
Здесь невольно напрашивается сопоставление. Какие можно предъявлять претензии к беспринципному авантюристу Илиодору, если председатель Думы, дворянин, имевший неоднократные встречи с Царем, встречавшийся с Его Семейством, недалеко ушел в своих представлениях от монаха-отступника. Действительно, велика загадка души человеческой!
Родзянко не только собирал «компромат», он деятельно способствовал «раскручиванию» распутинского сериала, фактически став одним из его постановщиков. Никакие статьи новоселовых-амфитеатровых не имели такого резонанса, как филиппики председателя Думы. Свои представления-видения о личности Распутина и о его роли в государственной жизни он неутомимо популяризировал. Он решил сделать специальный доклад Монарху, «где всё изложено».
Незадолго до того «исторического события» его пригласила для разговора Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна. Старая Царица, наслышанная о «скандальных документах», которые якобы имеет на руках Родзянко, попросила того показать ей некоторые из них. Особенно она хотела взглянуть на письмо своей Невестки этому «ужасному» Распутину.
Дальнейшее в изложении председателя Думы выглядело следующим образом. «Я сказал, что не могу этого сделать. Она сперва требовала непременно, но потом положила свою руку на мою и сказала: „Не правда ли, вы его уничтожите?“. Ответ последовал незамедлительно: „Да, Ваше Величество, я его уничтожу“. Удовлетворенная таким ходом, Мария Фёдоровна заметила, что это „будет очень хорошо“».
Родзянко опять лгал. Во-первых, у него не было никакого письма на руках; можно предположить, что у него имелась одна из тех фальшивок, которые тиражировал Гучков. Во-вторых, он и ее не уничтожил. Узнав, «что копии этого письма в извращенном виде ходят по рукам, он счел нужным сохранить у себя подлинник».
Видно эту «драгоценную реликвию» Родзянко берег не меньше жизни, так как никому не показывал и не расстался с ней и в эмиграции. После же его смерти никаких следов того «документа» обнаружено не было. Может быть, завещал близким положить его себе в гроб? Эти слова могут кому-то могут показаться ёрническими, но, честное слово, когда цитируешь эту галиматью, никакие другие на ум не приходят!
Во время беседы Мария Фёдоровна заметила: «Я слышала, что вы имеете намерение говорить о Распутине Государю. Не делайте этого. К несчастью, Он вам не поверит, и к тому же это Его сильно огорчит. Он так чист душой, что во зло не верит». Напрасные надежды!
Душа «борца с дьяволом» горела неугасимым огнем. «Государыня, это вопрос Династии. И мы, монархисты, больше не можем молчать. Я счастлив, Ваше Величество,
Почему же, произнеся столько патетических фраз, Родзянко всё-таки не показал «документы»? Ведь его намерением, как сам утверждал, было «открыть глаза Государю». Кто же лучше матери смог бы исполнить эту миссию? Однако при таком исходе дела заслуга самого Родзянко была бы сведена к минимуму. Его роль главного героя была бы отодвинута на второй план, и аплодисменты публики из партера достались бы другим. С этим он примириться не мог.
Беседа с Царем состоялась 26 февраля 1912 года. Тогда председатель Думы заявил о недопустимости влияния Г. E. Распутина, о том, что этот человек — «оружие в руках врагов России, которые через него подкапываются под церковь и монархию», что под его влиянием перемещаются церковные иерархи, что он «хлыстовец» и «развратник». Не счел нужным «прирожденный монархист» умолчать и о главном: «Всех пугает близость его (Распутина. — А. Б.) к Царской Семье. Это волнует умы». Впервые в русской истории должностное лицо позволило себе осуждать в присутствии Монарха Его семейное окружение. Ничего подобного никто еще себе не позволял.
В беседе с М. В. Родзянко самообладание Николаю II изменило, и он несколько раз прерывал поток пламенных обличений, возвращая своего собеседника, что называется, на землю обычными и такими обоснованными вопросами: «У вас есть факты о том, что Распутин сектант? Откуда вы взяли, что он занимается развратом? Какие перемещения произведены под его влиянием?».
Из прозвучавших ответов сразу стало ясно, что все выводы построены на смутных материалах. Хлыстовство Распутина выводилось из умозаключений брошюры М. А. Новоселова, в обоснование его «развратных действий» лидер Думы привел сообщение, относившееся к какому-то давнему времени о том, что — о, ужас! — он ходил с женщинами в баню! На это Император, будучи уравновешенным человеком, спокойно заметил: «Так что же здесь особенного? У простолюдинов это принято».
Родзянко же успокоиться не мог. Он показал Царю фотографии, на которых проповедник сидел в окружении женщин. Это широко известное ныне изображение, многократно публиковавшееся под названием «Распутин в кругу поклонниц», на котором при самом пристальном изучении нельзя приметить никаких признаков «развратно-сексуальных деяний». Зачитывались еще и два письма от неких особ, ставших жертвами распутинских чар, которых он якобы обольстил. Эти признания не содержали подписи и никакого доверия не внушали. Вся эта трагикомическая сцена закончилась, по сути дела, полным конфузом Михаила Владимировича. Однако сам он того не признал.
О своей встрече глава Думы рассказывал в подробностях налево и направо, представляя себя борцом с «темными силами». Состоявшаяся беседа убедила Родзянко лишь в одном: «Царь ослеплен». Мысль о собственном ослеплении мифом ему ни на минуту не приходила в голову. Все последующие годы именно председатель Думы оставался одним из главных «коммивояжеров» антираспутинской истерии в стране.
В потоке мемуарных реминисценций Родзянко нередко делает признания, говорящие о чем-то большем, чем о тяжелом душевном состоянии мемуариста. В мае 1916 года в Россию приехали два видных французских политика: экс-премьер, министр юстиции Рене Вивиани и министр вооружений Альбер Тома. Цель приезда состояла в том, чтобы побудить русское правительство ускорить и расширить военные операции, но главное — добиться посылки русских войск на французский театр военных действий.