Правда о Робинзоне и Пятнице
Шрифт:
Charlie Buffet
La Vеritе Sur Robinson Et Vendredi
Пролог. Послушай моряка
31 января 1709 года экспедиция корсаров достигла Хуан-Фернандеса, необитаемого острова у побережья Чили. С наступлением ночи их шлюпка подходит к суше, люди в ней замечают огонь на берегу. Думая, что они столкнутся с вражеским кораблем, корсары поворачивают назад и готовятся к сражению. Но назавтра они видят на берегу одного-единственного человека, машущего белым флагом: Александра Селькирка, шотландского моряка, оставленного здесь четыре года тому назад. Корсары забирают его, одетого в козьи шкуры, и пытаются понять, что тот им говорит, так как Селькирк не в состоянии разборчиво произнести и половины слов.
В течение двух недель они наблюдают за тем, кого нарекли «губернатором». Бегая босиком быстрее,
Его берут на борт старшим помощником командира корабля. Уединение завершилось. Селькирк снова стал корсаром, славным мореходом. Покинув Великобританию в 1703 году, он приезжает в Лондон в конце 1711-го, после восьми лет кругосветного плавания. Но больше всего его современников, живущих вдали от морского берега, интересовала именно история его островного одиночества. Как выжить одному на необитаемом острове? Для моряка это не столь насущный вопрос, как, скажем, вопрос, сколько времени можно находиться в воде, или каково ходить на деревянной ноге, потерять зубы, а вслед за ними и жизнь, если настигнет цинга, или как оттолкнуться от дна, когда тебя бросили в морскую пучину. Так все-таки, как же выжить на необитаемом острове? Первый ответ содержится на единственной странице небольшой книжечки, изданной в марте 1712 года одним из участников подобравшей Селькирка экспедиции, Эдвардом Куком [1] . Вот этот текст целиком.
1
Cooke Edward. A Voyage to the South Sea and around the World. Londre, 1712.
1 февраля. Весь день мы бороздили просторы [вблизи острова Хуан-Фернандес] в надежде захватить богатую добычу, но не увидели ни одного корабля, только человека с белым флагом на берегу. Мы решили, что один из кораблей оставил здесь кого-то, так как остров необитаем. Шлюпка с «Герцога» добралась до берега и нашла Александра Селькирка. Прежде он был боцманом на «Пяти портах» [2] , корсаром, промышлявшим в этих местах. После распри с капитаном Страдлингом он покинул борт вышеупомянутого судна и высадился на этом острове. Здесь он провел четыре года и четыре месяца, выжив благодаря козам и капусте, растущей на деревьях [3] , репе, пастернаку и т. д. Он рассказывает, что ставшие здесь на якорь два испанских судна пытались захватить его в плен и выпустили по нему несколько залпов. Он одет в куртку из козьих шкур, штаны и шапку, сшитые из ремешков, нарезанных из той же шкуры. Он приручил диких коз и кошек, водящихся здесь в огромном количестве.
2
Название судна происходит от пяти союзных в Средние века английских портов на Ла-Манше: Гастингса, Нью-Ромнея, Гита, Дауэра, Сэндвича (прим. переводчика).
3
Речь идет о капустной пальме салале (прим. переводчика).
Как это возможно? Четыре года и четыре месяца одиночества, более полутора тысяч дней без того, чтобы встретиться взглядом с живой душой, и это все, о чем можно было рассказать? Не более минуты на весь рассказ? Кука забрасывают вопросами. Он публикует второе издание своего рассказа с несколькими дополнительными деталями приключений Селькирка и оправдывается:
Слушать рассказы человека, жившего в одиночестве на необитаемом острове, представляется кому-то весьма занимательным делом, и потому, вероятно, делается вывод, что такой человек мог бы доставить себе удовольствие увлекательным повествованием о своей
Болтаешь, моряк! Я буду говорить с тобой на понятном тебе языке, на языке трюма, отдающего ромом и плесенью. У этой истории «тягостная тема»? Какого черта?
Ответь нам, моряк! Выплюнь жевательный табак и развяжи язык. У нас, тех, кто живет вдали от побережья, есть к тебе тысяча вопросов. Взять хотя бы первую ночь в одиночестве: на что она похожа? Темнота наступает мгновенно, потому что это тропики. Молится ли он? Стреляет ли из мушкета, чтобы нарушить тишину и увериться в собственном могуществе? Взобрался ли он на дерево, чтобы защититься от диких животных? Идет ли дождь? Спит ли он мертвым сном в гроте или бодрствует на холме, а его взгляд не отрывается от блестящего в лунном свете океана? Кричит ли он, чтобы услышать звук своего голоса?
Я успокаиваюсь. Я нарочно выбрал эти вопросы из тысячи других, потому что прочитал столько ответов в книгах, якобы рассказывающих правдивую историю Робинзона, историю Александра Селькирка, вдохновившую Даниеля Дефо, правдивую-историю-которая-вдохновила-на-создание-Робинзона-Крузо. Тогда как единственный ответ на все эти вопросы – «неизвестно». Можно выдумывать, пытаться угадать, но нам это неизвестно. Если кто-то захочет рассказать правдивую историю, он не должен отвечать на подобные вопросы. Но, когда принимаются писать, принимаются и выдумывать, Дефо завещал нам это. Итак, рассказывают то, что знают доподлинно, а когда упираются в неизвестность, то строят домыслы и предположения. Это нам свойственно.
История потерпевшего кораблекрушение, оставшегося в одиночестве на необитаемом острове, – это история обо всех и о каждом из нас. Это история о робизоне, робинзоне с маленькой буквы: имя нарицательное, нечто общераспространенное. Как миллиарды землян, я могу спросить себя: как бы я вышел из этой ситуации? Как, предоставленный сам себе на острове, будь я Адамом или Ноем, я начал бы с себя историю человечества. Миллиард воображаемых одиночеств, миллиард вариантов. Обобщим: это миф, миф о робинзоне. С маленькой буквы.
Спал ли Селькирк в эту первую ночь? Неизвестно. Моряк говорит, что он не знает. Он прав. В отличие от нас, он не хочет выдумывать. Уснули бы вы вечером того дня, оказавшись в одиночестве на необитаемом острове? Домысливать вам.
Ладно, вижу, вы все еще не теряете интерес: вы здесь, чтобы разобраться. Что происходило в голове Александра Селькирка, когда корабль «Пять портов» исчез за горизонтом и спустилась ночь? Вам не хватает воображения? Тогда вам поможет моряк. Но я прошу вас хранить молчание. Слушайте моряков, только моряков. И пусть смолкнут другие голоса! Слушайте музыку слов моряков. Эта музыка скрипучая, певучая, надрывная, музыка заговора и бунта, музыка тех, кто проигрывает в наперстки за десять минут жалованье за десять лет вперед. Но все же язык, который вы сейчас услышите, не вполне таков. Тише! В каюте капитана слышно, как перо царапает по бумаге. Пламя масляной лампы немного колеблется: корабль дает крен. Корсар склонился над листом. Здесь пишут мало, чтобы экономить бумагу. Пишут о том, что делают. Пишут о том, что видят, если увиденное чем-то поражает, а такое часто случается. Пишут для судовладельца, требующего отчета о добыче. Описывают береговую линию, направление течений и характер дна для тех, кто пойдет этим путем в будущем. Описывают то, что происходит: заметили парус, погнались за ним, старший матрос умер… Ведут журнал.
Читайте. Если вы умеете слышать, то моряк может помочь. И так вы приблизитесь к истине. Почитайте то, что писали моряки Уильям Фунел, Вудс Роджерс, Джон Уэльб, Бэзил Рингроз, Уильям Дампир… вы лучше представите то, что происходило в голове у Александра Селькирка в первый вечер перед тем, как заснуть в одиночестве.
Не ждите лиризма, напротив. Отчеты моряков, которые мы здесь переводим и воспроизводим, – ода литоте, преуменьшению. Моряки пишут для равных себе: умереть на борту, упасть в море, устроить бунт, сойти с корабля, напиться до смерти, потерять ногу или глаз – все это повседневные происшествия. Они не вдаются в подробности и отмечают, что матрос умер тремя днями позже прохода мыса Горн, только чтобы оценить его имущество, продаваемое, как это принято, с торгов. Новый остров, неизвестное животное или дерево – вот что заслуживает описания.