Правда смертного часа. Посмертная судьба
Шрифт:
— А на открытии памятника вы были?
— Нет, ни на открытии, ни на банкете нас уже не было. Хотя довольно долго все держались вместе. После выпуска спектакля (25 июля 1981 года), где-то в августе, я уехал в Америку. И вернулся за три дня до смерти Брежнева, по-моему, в ноябре 1982 года. Я вернулся — и долгое время у нас с родителями были прекрасные отношения. Мы собирали видеоархив, делали программу «Творческий поиск Высоцкого». Нину Максимовну мы приглашали всегда, и всегда она была очень рада. Я до сих пор не понимаю, почему у нас с Володиной мамой расстроились отношения… После установки памятника
— Какова история вашей поездки в Америку?
— Моя поездка в Америку… Это было уже в 1981 году. Там я встречался с Павлом Леонидовым, он— действительно дальний родственник Высоцкого, кажется, сын двоюродной сестры Семена Владимировича. К его книге «Высоцкий и другие» я отношусь рез- ко отрицательно. И безо всякого доверия. А тогда он все время пытался привлечь меня к работе над этой книгой. Конечно, я отказался.
Я также встречался с Пашей Паллеем. В какой-то газете я прочел его воспоминания о Высоцком— полный бред. (Хотя сам по себе Паша — человек неплохой.) Например, он пишет, что Высоцкий умер на Таганской площади после спектакля «Жизнь Галилея». А этот спектакль сошел со сцены за несколько лет до смерти Высоцкого. Якобы Володе стало плохо после спектакля, подъехала «скорая». Но когда врачи увидели, что это Высоцкий, — уехали обратно. (?!) Они чего-то испугались. (?!) И тогда один из товарищей на своей машине повез его в реанимацию, но было поздно…
Я спросил Паллея:
— Паша, ну зачем ты все это придумал?
— А так интереснее.
От Паллея я узнал, что некий Берест собирается выпустить двухтомное собрание сочинений Высоцкого. Паша даже повел меня к нему. Берест оказался весьма неприятным типом, он — эмигрант «второй волны». Этот Берест нанял помощников — «негров», которые «сняли» тексты Высоцкого с магнитофонных записей. Эти ребята думали, что делают благородное дело. Первую книгу сделали быстро, но со множеством ошибок. И поскольку в Союзе о Высоцком тогда было гробовое молчание, то они дали еще свои комментарии — очень тенденциозные и делающие мало чести самому Высоцкому.
Но эта первая книга — с массой ошибок — разошлась очень быстро. Когда я встретился с Берестом, то сказал ему:
— Как вы могли выпустить такую книгу: ошибка на ошибке?
Он ответил:
— Дело же не в этом. Важно, чтобы хоть какая-то книга вышла.
Он предложил мне участвовать в подготовке второго тома. Я ответил:
— Я же не редактор, и к литературе никакого отношения не имею. А почему вы не обратились к Михаилу Шемякину, у которого есть переснятый архив Высоцкого? Если уж делать книгу, то делать как следует.
Позже я поехал к Шемякину (ему Марина отдала микропленки Володиного архива). Я спросил у него, почему он отдает на откуп недобросовестным людям издание Высоцкого, имея на руках такие ценные материалы. Он ответил, что сейчас у него просто нет времени этим заниматься. Кроме того, это требует больших денег: переснять с микропленок, отпечатать… Я предложил ему свою помощь: надо же издать хоть какие-то материалы в противовес изданию Береста… (Позже возникла мысль сделать фильм о Высоцком— вот эту идею Шемякин поддержал.)
При всех сомнениях в успехе этого
Решили делать фильм о Володе. Вначале мы собрались просмотреть материалы, все материалы были на видео. Предварительно выяснилось, что фильм будет стоить около 120 тысяч долларов. В Колумбийском университете на кинофакультете работал бывший оператор Киевской студии — Сегал. К нему мы и обратились с просьбой организовать просмотр материалов. Итак, собрались: Аксенов, Бродский, Шемякин, Паллей, Богин, Сегал. На наше счастье зашел Милош Форман (в университете он занимал должность вроде нашего декана). После просмотра материалов он сказал, что может бесплатно предоставить камеры и монтажные столы — там это очень дорого стоит. Богин пообещал снять интервью с Шемякиным, Ростроповичем, Бродским, Барышниковым, Бэллой Давидович, Алешковским и, конечно, с Мариной— если я со всеми договорюсь.
Мы рассчитывали, что все интервью будут бесплатными. Монтажер — тоже свой человек, обещал сделать бесплатно. Плюс обещание Формана, и получалось, что понадобится всего двадцать тысяч долларов.
Я позвонил Марине. Она сказала, что прилетит, если будет оплачен билет. (Это тысяча долларов.) Сегал и Паллей дали по пятьсот, и Марина прилетела. Она встретилась с Аксеновым и Бродским, они откорректировали свои выступления.
Потом снова возникли сложности с деньгами, идея как будто заглохла — я вернулся в Союз. Но фильм все-таки вышел, и только благодаря Форману.
— Когда и как была создана Комиссия по литературному наследию В.С. Высоцкого?
— Ситуация была такая… Весной 1986 года в Париже, на встрече деятелей французской культуры с Горбачевым, Марина подошла к Раисе Максимовне и начала разговор о судьбе литературного наследия Володи. Горбачева сказала, что, если произведения Высоцкого того стоят, они будут разбираться и публиковаться. Марина прилетела на очередную дату, но ничего еще не начиналось. Она пошла на прием к Маркову (в то время первому секретарю Союза писателей СССР. — В. П.) и сказала: «Или вы будете издавать Высоцкого в Союзе, или я сделаю это за границей». Марков предложил ей создать комиссию по литературному наследию…
Во второй раз Марина пошла к Маркову вместе с Эфросом — он был тогда главным режиссером Таганки. Ведь Марина все же лицо «частное», вдова, к тому же скоро уедет. А Анатолий Васильевич представлял официальную организацию — Театр на Таганке, в котором работал Высоцкий. Надо было составить список лиц, входящих в комиссию. От театра— Эфрос. Разумеется, его жена — Крымова, которая занималась Высоцким. От Союза театральных деятелей— Ульянов. Кого предложить председателем комиссии? Естественно, Роберта Рождественского, который составлял «Нерв».