Правдиво и честно
Шрифт:
Правдиво и честно
Правдиво и честно
Трой Деннинг
Истина принадлежит быстрым, Малик. Насколько ты быстр?
Так сказал Цирик Вездесущий в Канун Ночи Отчаяния, и в смятении я не смог ему ответить. Язык лежал у меня во рту неподвижно, как мёртвое тело, а мысли бурлили в голове, как смоляные реки, и за это меня постигла ужасная кара, в чём вы вскорости убедитесь. Но знайте и то, что Единственный приходил ко мне в час моей нужды, что он отметил моё лицо Обжигающим Клеймом Его Славы, и сделал
Я — серафим Малик эль Сами ин Нассер, в прошлом знаменитый калимшанский купец, а ныне — Избранник самого Единственного, а это мой рассказ, в котором пойдёт речь о моих попытках опубликовать Правдивое и Честное изложение того, как Наш Тёмный Повелитель спас Фаэрун (в очередной раз). Хвала Могущественнейшему Цирику Всеобщему!
Контора издательства «Спокойная гавань» была спокойна как гробница и заполнена тихим шуршанием царапающих пергамент переписчиков. Я сидел в продуваемой сквозняком комнате, ожидая, когда главный мудрец закончит читать мой скромный труд «Правдивое и Честное Изложение Испытания Цирика Безумного, или как Наш Тёмный Повелитель спас Фаэрун (в очередной раз)». Он трудился над последней страницей, используя некую слабую магию, чтобы держать её в воздухе перед собой, так что я не видел, как его глаза поглощают мои сиятельные слова, не мог углядеть его наслаждения этой потрясающей историей, не мог предположить, насколько далеко он зайдёт в предложениях восстановить моё пошатнувшееся состояние. Я мог лишь сидеть на скамье и стараться не ёрзать, ведь книгоиздатели были жадными, как дварфы, и малейшей демонстрации нетерпения хватит, чтобы они снизили предложение на тысячу бисенти. Нелегко было казаться безразличным, ведь у меня не было даже двух медяков на миску каши, и от голода я боялся лишиться чувств.
Наконец, Боуден Бонифаций взмахнул своим волшебным стилусом, страница скользнула к краю его стола и опустилась поверх остальной моей рукописи. Старик повернулся и выглянул в окно. На меня он не смотрел — обычный трюк купца, желавшего казаться более несговорчивым, чем на самом деле.
Я подошёл и потянулся к его столу, как будто собираясь забрать рукопись.
– Раз вы не испытываете интереса к моей истории, - сказал я, перекрывая урчание пустого брюха, - то, уверен, другие издатели с радостью заплатят пять или шесть тысяч...
Боуден резко опустил руку на мою рукопись, заставив ближайших переписчиков так сильно вздрогнуть, что они испортили свой труд. Помещение наполнилось шипением и ругательствами. Не обращая на них внимания, он прижал палец к губам.
Усмехнувшись про себя, я выполнил его просьбу, ведь расставаться с таким количеством золота всегда было нелегко, и я готов был предоставить ему любое необходимое время. В книге было больше пятисот страниц, заполненных моей собственной рукой и описывающих поиски священного Циринишада и то, как эти события привели к суду, который Великий круг Двенадцати вершил над Цириком за его божественность. Нет смысла повторять эту историю здесь, ведь она целиком изложена в «Испытании Цирика Безумного», стоит лишь сказать, что книга разоблачает во врагах Единственного лжецов, коими они и являются!
Наконец, Боуден встретил мой взгляд.
– Я никогда не читал ничего подобного этому вашему... произведению.
Мудрец похлопал по моей рукописи, настолько превосходившей ту ерунду, что ему обычно приходилось читать, что он даже не мог подобрать слов.
– И самое поразительное — вы осмелились назвать это «Правдивым и Честным Изложением»!
– Наиболее истинным, - сказал я, и действительно сиё было так, ведь
– Вы наверняка готовы щедро заплатить за столь важный труд.
Вместо ответа Боуден перевернул мою рукопись. Он пролистал страницы быстрее, чем я мог уследить, затем выдернул одну и бросил её в воздух, где страница повисла сама по себе.
– Пускай они сохранят свои храмы Огмы Незнающего, свои святилища Денейра Хвастливого и Гонда Вонючего Дыхания Кузни!
– прочёл он с подвешенной в воздухе страницы.
– Что за нахальство!
– Эти слова принадлежат не мне.
Хотя мой ответ был скромным, по его раскрасневшемуся лицу я понял, что откровенность поможет мне заработать лишних десять процентов.
– Я лишь излагаю то, что изрёк Единственный.
Боуден выбрал другую цитату.
– И я знал, что она принадлежит к арфистам, банде повсюду сующих свой нос глупцов...
Он подвесил ещё одну страницу рядом с первой.
– Какое высокомерие!
– Вы же знаете, у меня нет иного выбора, кроме как говорить правду.
К сему моменту несколько писарей собрались поблизости, и по их нахмуренным лицам я понял, что Боуден редко бывает столь возбуждённым. Он схватил свой стилус, на кончике которого зажглось маленькое пламя. Я нахмурился.
– Это ещё зачем?
Боуден перелистнул очередную страницу.
– Адон закричал и закрыл глаза руками, ведь он увидел истинное обличье Мистры и наконец распознал в ней коварную шлюху.
Он и эту страницу подвесил в воздух.
– Богохульство!
Он коснулся стилусом её уголка, и всю страницу объяло пламя.
– Именем Единственного!
– воскликнул я, и даже собравшиеся писари вытаращились на старика, совершившего столь низкий поступок.
– Вы спятили?
– Святотатство!
– он коснулся стилусом второй страницы, которая сгорела так же быстро.
– Прекратите!
Я пытался схватить стилус, но оказался недостаточно проворен в своём полумёртвом от голода состоянии. Боуден поджёг третью страницу, вспыхнувшую ярким оранжевым листом, и похитил у меня десять часов губительного для глаз труда и сорок гениальнейших строчек.
Писарь схватил Боудена за руку.
– Что вы делаете?
– Я не стану публиковать эту мерзость!
– старик вырвался.
– Грешно даже то, что мне пришлось её прочесть!
Он подхватил горсть страниц и подбросил их в воздух, принявшись сжигать одну за другой. Это было слишком. Я два года потратил на создание «Испытания Цирика Безумного», сам делая себе пергамент и выдирая перья у павлинов Мейсарха, смешивая чернила из собственной крови, и не собирался позволить какому-то плутоватому мудрецу уничтожить мою работу! Я перепрыгнул через стол, бросил Боудена на пол и стал колотить его головой о доски, как он и заслуживал.
– Я покажу тебе грех!
– возопил я.
– Если ты не способен распознать настоящий талант в этом мире, Цирик покажет тебе его в следующем!
Среди писарей поднялся переполох. Дюжина рук схватила меня, а дальше всё как в тумане; мои руки оторвали от шеи Боудена, и я почувствовал, что меня поднимают, начал брыкаться и царапаться, и в ходе борьбы мой тюрбан развязался и обнажил мои рога.
Хотя рогам было всего два года и они не достигли даже дюйма в длину, их оказалось достаточно, чтобы убедить писарей, будто им в руки попался демон. Они вынесли меня за дверь и бросили прямо под колёса фургона — чудо, что я успел откатиться в сторону, отделавшись порванным бурнусом.