Правила игры
Шрифт:
– Прошу вас, успокойте его, – умоляющим тоном произнесла она, глядя на журналиста. – У меня уже нет на это никаких сил.
Данкэн отрывисто кивнул и вышел вслед за Валхирром.
Я смущенно молчал, опустив глаза.
Госпожа Валхирр закрыла лицо руками:
– Вы тоже заметили, правда? Он изменился, страшно изменился. Вы не знаете, что с ним?
– Нет, – соврал я. Она закивала:
– Да-да, конечно. Простите за глупый вопрос – откуда вам знать. Наверное, нужно спросить у господина повествователя.
– Не нужно, – сказал я, злясь на себя за то, что делаю. – Не нужно. Думаю, к завтрашнему утру это пройдет. Или даже к сегодняшнему вечеру.
– Уже
– И все-таки советую вам повременить. Тем более мне кажется, что господина Мугида вам сейчас не найти.
– Да, – прошептала эта немолодая, чуть полноватая женщина. – Да, но… Я боюсь за Каэля. Мы прожили с ним вместе много лет, и он всегда был заботливым мужем, но сегодня… Это ведь не забота обо мне, это какая-то страшная форма сочувствия – сочувствия, когда все, буквально все находит отражение… в нем. Я боюсь.
– Не бойтесь. Уверен, все обойдется. – Ложь, конечно, но именно такие слова успокаивают лучше, чем любые аргументы и доводы.
Она кивнула:
– Спасибо вам. Я пойду к себе – если придет Каэль, скажите ему это.
– Скажу, – пообещал я. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Госпожа Валхирр ушла, я остался один.
Вскоре вернулся Данкэн. Он открыл было рот, намереваясь заговорить, но вспомнил что-то и промолчал. Только бросил отрывисто:
– Все в порядке, он уже пришел в себя. Кажется, окончательно.
Я кивком поблагодарил за информацию и продолжал есть.
Журналист вскоре закончил ужинать, церемонно попрощался со мной и, держа спину прямой, как гладильная доска, вышел. Вскоре отправился на покой и я.
Читать сегодня больше не мог. Я подошел к окну и снял с него заглушку – комната мгновенно наполнилась завыванием. Ветер внизу, в ущелье, пел древний погребальный гимн, и мне очень хотелось надеяться, что этот гимн – не по нам. Некоторое время я слушал его, потом поставил заглушку на место и отправился спать.
Закончилась первая неделя моего пребывания в «Последней башне».
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
В дверь постучали:
– Вставайте, господин.
– Уже встаю! – крикнул я. И даже перевернулся на другой бок, чтобы скрипом кровати подтвердить сказанное. Тишина. Ну, еще чуть-чуть…
– Вставайте, господин.
– Да встаю, встаю! – Что ж это такое, в самом деле?! Поспать не дают. Мы в гостинице или в казарме, в конце
концов?
Я буквально кожей чувствовал, что по ту сторону двери стоит и ждет слуга. Прислушивается, наверное, гад.
А я – то хорош! Война, а он в кровати разлеживается!…
Стоп! Какая война? Нет никакой войны. Это в древнем Ашэдгуне сейчас вой… Фу ты, какое ж «сейчас»? Поздравляю вас, господин Нулкэр, вы, похоже, начали сходить с ума. Раздвоение личности и все такое. Деньги за непрожитые дни будут выплачены вашим ближайшим родственникам. Нет таковых? Тогда дальним – нам, в общем-то, все равно.
Я сел на кровати и потер глаза.
Чего только спросонок не примерещится!
– Вставайте, господин.
– Встал уже! – прорычал я. – Сейчас выйду умываться – убедитесь! Молчание.
Оделся и пошел умываться. Слуга почтительно поклонился мне и сообщил, что «нас» ждут в Большом зале. «Нас» – это значит меня. Я обещал непременно быть (что ж мне, завтрак, что ли, пропускать?) и отправился совершать утренний туалет.
На завтрак сегодня явились все внимающие, что уже само по себе вызывало определенные подозрения (или, если вам угодно, надежды). Во главе стола, как в старые добрые времена,
Я поприветствовал всех, уселся за стол и вопросительно посмотрел на Мугида. Судя по всему, здесь ждали одного меня и лишь поэтому не приступали к завтраку. Так ведь вот он я!
Мугид поднялся:
– Господа! От имени всего персонала «Последней башни» я должен извиниться перед вами за досадное недоразумение. Вчера вечером одна из ламп-факелов взорвалась, что причинило определенные неудобства некоторым из вас. Впредь персонал гостиницы будет тщательнее следить за состоянием ламп и прочих небезопасных предметов.
Также хотелось бы отметить, что некоторые из вас в последнее время ощущали недомогание. Я прошу отнестись к этому серьезно и не рисковать собой без необходимости. Лучше пропустите сеанс или же попросите – как это сделала вчера госпожа Карна, – чтобы его отменили. Помните, пожалуйста, что ваше здоровье дороже всего.
Теперь касательно вынужденной, если так можно выразиться, изоляции гостиницы от внешнего мира. К сожалению, спасатели до сих пор не явились, хотя я неоднократно связывался с ними по радиопередатчику. Подобная халатность, разумеется, не останется безнаказанной. Со своей стороны могу вас заверить: причин для беспокойства нет. В «Последней башне» имеются запасы продуктов, так что голодная смерть нам не грозит. Вы можете в этом убедиться, взглянув на стол. Итак, господа, еще раз прошу простить меня за досадные недоразумения и – приятного аппетита.
Он сел – не хватало только аплодисментов. Мы приступили к еде.
До чего же много все-таки можно узнать о человеке, наблюдая за тем, как он ест! Бот, например, Данкэн – этот поглощает все подряд и в таких количествах, что впору задуматься: «Может, у него было тяжелое и голодное детство?» Или чета Валхирр – господин ест осторожно, словно боится, что в тарелку подсыпали битого стекла, госпожа заботливо поглядывает на супруга и неторопливо откусывает маленькие кусочки, запивая их небольшими глотками вина. Шальган («генерал в отставке») рубит сппеча, колет и четвертует так, что страшно смотреть. Наверное, у него вся тарелка в шрамах. Господин Чрагэн ест задумчиво, я бы даже сказал вдумчиво – словно дегустирует блюда и от правильности дегустации зависит слишком многое, чтобы относиться к этому спустя рукава. Юноша в очках сонно жует и не смотрит по сторонам, упершись взглядом прямо перед собой – наверное, чтобы не заснуть окончательно. Карна изящна и утонченна. Я… Как-нибудь спрошу у окружающих.