Правила отбора
Шрифт:
В общем, гирю я все же купил. Удовольствие обошлось мне в 5 рублей 90 копеек. Еще семь рублей были потрачены на гантели с эспандером. Ими («упакованными» в холщовую сумку) я загрузил левую руку, правой соответственно подхватил «чугуняшку с колечком», после чего, довольный собой, вышел на улицу.
Увы, радость от удачных приобретений быстро сошла на нет. Уже через сотню метров я понял, что «компактность» — это не всегда хорошо. Несмотря на наличие ручки тащить шестнадцатикилограммовый груз оказалось весьма неудобно. Да ещё сумка с гантелями и эспандером оттягивала другую руку
В итоге, когда добрался, наконец, до общаги, умаялся как негр на плантации. Опустил на пол гирю, бросил на стул выдержавшую испытание сумку и плюхнулся на кровать, переводя дух, мечтая о глотке холодного пива. Лежащий в соседней кровати Олег оторвался от изучения иностранного языка (то есть, проснулся), приоткрыл один глаз, покосился на гирю, вздохнул и принялся листать английскую методичку. Секунд через двадцать он вновь захрапел, не в силах противостоять гипнотическому влиянию present perfect continuous.
А ещё через двадцать секунд в комнату заглянул Володя Шамрай.
— Ух, ты! Гиря! Твоя?
— Моя.
— Дай поиграться.
В ответ я только и смог, что махнуть рукой, разрешая забрать этот уже успевший изрядно поднадоесть спортивный снаряд.
Олег Панакиви проснулся спустя пять минут. Разбудил его сильный грохот из-за стены.
— Это что? — недоуменно протёр он глаза. — Землетрясение?
— Шамрай спортом занялся, — лениво ответил я, разглядывая потолок.
— А-а, ну это ненадолго, — зевнул сосед, поворачиваясь к стене и опять раскрывая книжечку с английскими «иероглифами».
Как вскорости выяснилось, он очень сильно ошибся. В течение последующих десяти минут грохот повторился ещё восемь раз.
— Надоел, — не выдержал в итоге Олег и, шаркая тапками, пошёл разбираться с горе-спортсменом. Я молча последовал за ним.
Открыв дверь в соседнюю «трёшку», мы обнаружили следующее. Все соседи были на месте. Шурик лежал в постели и, прикрыв голову сразу тремя подушками, бессовестно дрых. Олег Денько сидел за столом и что-то строчил в тетради, не обращая никакого внимания на окружающих. Посреди комнаты на полу валялся матрас, а прямо над ним «жонглировал» гирей Шамрай. То бишь, подбрасывал её вверх, а потом ловил. В одном случае из десяти цирковой номер заканчивался неудачей. Гиря падала на пол. Точнее, на матрас. Володя чесал затылок, плевал на руки и снова брался за старое — опять начинал подбрасывать и ловить «инвентарь». С тем же девяностопроцентным результатом.
— Ещё пять минут и хорош! — радостно сообщил Шамрай, узрев наши хмурые лица.
— Хрен с тобой, — бросил Олег, разворачиваясь на выход. — Дураков лечить —
— Андрюх, а пусть она у меня хранится, — неожиданно попросил «жонглёр», подбрасывая гирю в очередной раз.
Выдержав короткую паузу, я милостиво согласился.
«Фух! Слава богу, отмучился. По крайней мере, не надо будет думать потом, как избавляться от хлама…»
Среда. 6 октября 1982 г.
Вчерашний день прошёл буднично. Можно сказать, рутинно. Римма Юрьевна на занятиях по иностранному языку меня почти что не спрашивала, Павел Борисович на военке не напрягал, на лекции по матлогике и семинаре по матанализу тоже ничего особенного не случилось. В общем, вторник вполне себе мог оказаться одним из тех дней, о которых даже следователю нечего рассказать, не то что друзьям. Однако нет. Размеренное и скучное течение жизни неожиданно прервалось вечером, во время игры в бильярд.
Клуб, помимо меня, вчера посетили Кривошапкин, Смирнов и подполковник Ходырев. Именно он, после очередной (что уже стало хорошей доброй традицией) проигранной партии внезапно поинтересовался:
— Андрей, а ты в детстве про голубую чашку читал?
— Я не разбивал голубой чашки, — машинально отшутился я, еще не зная, к чему ведёт Иван Николаевич.
— Верю, — усмехнулся Ходырев. — А про Чука и Гека и про Тимура с его командой знаешь?
— Знаю, конечно, — пожал я плечами. — Кто же про них не знает?
— А кто это всё написал?
— Гайдар, кто же ещё? — только в этот момент до меня стало доходить, что «это жжж неспроста». Но вот до какой степени неспроста, было пока не ясно.
— Так вот. Помер он, значит, на днях, — подполковник положил кий и покачал головой.
— Кто он? Аркадий Петрович? — изумился я. — Он же ещё в 41-м погиб.
— Да я не про писателя говорю, — отмахнулся Иван Николаевич. — Внук у него имелся. Егором звали. Вот внук этот неделю назад и того… Вроде молодой ещё был, а тут бац и помер. Такая вот, понимаешь, судьба барабанщика.
— Как это? От чего это он вдруг помер? Лет-то ему было сколько?
— Двадцать шесть ему было, на год старше меня, — вмешался в разговор Михаил. — Нас тоже собирались к расследованию привлечь, но потом отказались. Выяснилось, что несчастный случай.
— Под машину что ли попал? — спросил я, стараясь казаться спокойным.
— Почти, — усмехнулся Смирнов. — Вечером вышел на улицу, а по дороге грузовик проезжал. Камешек из-под колёс вылетел и прямо в висок.
— Камешек? В висок? — пробормотал я, с большим трудом удерживая себя от лишних вопросов.
— Ну да. Самый обычный камешек, — развёл руками Смирнов. — Такая вот нелепая смерть.
— Да, и вправду нелепая. А я как раз в ту среду вечером в Москву ездил. Тоже, наверное, мог под этот камень попасть…
— А почему ты решил, что это случилось в среду? — внезапно прищурился Михаил.
— Дык… это… вы же сами говорили, что неделю назад, — нашёлся я через пару секунд. — Сегодня вторник. Минус неделя — это значит, скорее всего, среда. А вообще не знаю, просто мне так показалось.