Правитель Аляски
Шрифт:
— Вы отстали от жизни, мистер Шеффер, — спокойно отвечал Виттимор. — Вы давно не получали, сидя на Кауаи, свежих новостей. Отношения между Россией и США хуже некуда. Русский министр был выдворен с нашей территории, а российский консул в Америке закован в кандалы. Я не знаю, из-за чего всё это заварилось, но послушайте моего совета: убирайтесь отсюда поживее, пока ещё есть шанс безопасно доплыть до северо-западных американских берегов, где господин Баранов не дождётся возвращения своих кораблей.
Терзаемый неуверенностью, сомнениями, доктор Шеффер приказал завершать сборы и готовиться к отплытию. Последним из русских на борт «Кадьяка»
Накануне ночью Тараканов, прежде чем лечь спать, вышел из хижины и несколько минут безмолвно стоял, впитывая в себя благоуханные ароматы земли. Неужели ему суждено навсегда уйти отсюда? Неужели конец недолгому счастью с Ланой? Небо было ясным, и среди скопления звёзд он вдруг увидел, как в чёрной бездне возникло падающее тело и, чертя яркую траекторию, понеслось к земле. «Знамение!» — тревожно вздрогнул промышленник и страстно возжелал: он должен непременно вернуться сюда и снова быть рядом с Ланой. Он успел подумать об этом за мгновение до того, как горделиво распушивший огненный хвост небесный странник погас, чуть не достигнув глади моря.
На следующий день русские корабли покинули бухту. Вместо торжества по поводу годовщины подписания знаменательного акта последовало унизительное изгнание из Ваимеа.
Крушение грандиозных планов ввергло доктора Шеффера в состояние глубочайшей прострации. Но он не собирался пока покидать Кауаи. Корабли держали курс вокруг острова, в гавань Ханалеи. Доктор Шеффер твёрдо решил, что из Ханалеи он просто так не уйдёт. Он будет держаться там до последнего и, если потребуется, даст бой канакам.
Чтобы сократить путь, доктор Шеффер приказал лоцману Мэдсону, которому он поручил командование «Кадьяком», и возглавившему экипаж «Ильменя» Джорджу Янгу идти в Ханалеи с западной стороны острова. На «Кадьяке», не успели пройти и двух миль, вновь открылась течь, и все пассажиры шхуны, посменно вставая к помпам, откачивали воду.
На шхуне отплыл в Ханалеи и верный друг русских вождь Ована Платов. Он рассчитывал, что в местах, где его многие знали и уважали, сможет оказать русским в этот тяжёлый для них момент посильную помощь.
Тараканов, едва обнаружилась течь, первым встал к помпе и добросовестно отработал в трюме пару часов. Он вышел на палубу, когда его сменили, и, наскоро перекусив, устроился на носу шхуны. Он хотел удержать в памяти облик этого острова, где пережил так много счастливых минут.
Свежий ветер склонял вершины пальм на песчаных дюнах, срывал пенистые гребни с набегавших волн, пружинил крылья парящих над морем чаек. Вскоре зелёные долины с одиноко устремлёнными к ясно-синему небу вершинами гор сменились граничившими с прибоем серебристыми песками. Изредка средь песчаных отмелей, изборождённых ровными, оставленными прибоем морщинами, вздымались причудливые деревья с извилистыми голыми стволами и длинными, заострёнными, как сабли, листьями. Их мощные корни, похожие на паучьи лапы, жадно впивались в землю. Сколько бурь, ураганов выдержал за свою жизнь каждый из этих суровых стражников песчаных берегов!
Ближе к вечеру пейзаж вновь стал другим. Там и тут скалистые кряжи прорезали узкие долины — голый камень вверху, буйный лес по склонам и внизу. Всё чаще прямо к кромке моря подступали отвесные каменные стены. А ещё дальше глазам предстал и вовсе фантастический вид — череда остроконечных, конусообразных скал в глубоком мрачном ущелье. Заходящее солнце высвечивало
Вождь Платов присел рядом с Таракановым и, покуривая трубку, односложно произносил канакские названия этих долин и гор, звучавшие, несмотря на их суровое обличье, с присущей языку сандвичан музыкальностью. И так Тараканов услышал, что глубокую узкую долину канаки зовут Аваавапули, а мрачный гористый берег за ней — это Напали. Поразивший его воображение каньон с остроконечными скалами носил имя Каллалау.
Пока Тараканов с тоской в сердце, вызванной тяжёлыми раздумьями о неожиданных поворотах судьбы, смотрел на постоянно меняющийся пейзаж острова, доктор Шеффер на «Ильмене», очнувшись от меланхолии, писал письмо вероломному королю Каумуалии. Он хотел соблюсти чувство собственного достоинства, но переполнявший его гнев находил выход в упрёках, резких выражениях и даже в угрозах. Фразы звучали энергично, как тревожная дробь барабана.
«Ваше величество, — писал на английском доктор Шеффер, — завтра я рассчитываю быть в Ханалеи, чтобы забрать оставшуюся часть нашего имущества. Мне хорошо известно, что революция против русских была организована вопреки Вашей воле. Вы прекрасно знаете, что я заботился только о Вашем благе и благе Ваших людей. Не верьте никому, кто скажет Вам, что Российская империя стерпит надругательство над её флагом и оскорбление чести её подданных. Вы забрали всю нашу собственность, а теперь изгоняете нас с острова, не заплатив за то, что Вы обязаны мне по нашему соглашению. Помните: Вы сами просили у нас протекции России и русский флаг.
В течение года я защищал Вас своими людьми и с помощью двух кораблей. Третий корабль, шхуну «Лидия», я отдал Вам для Ваших собственных нужд. Всё это время никто не тревожил Вас и Ваших людей. Так не забывайте, что Вы обещали Российско-Американской компании всё сандаловое дерево, растущее на острове. Не забывайте, что Вы подарили компании долину Ханалеи вместе с портом. Не забывайте, что компания владеет на острове другой землёй, за которую я заплатил Вашим вождям. Не забывайте о нашем соглашении и всех других подписанных нами бумагах. Если Вы не хотите навлечь позор на себя и предпочитаете избежать грозящего Вам наказания, как следует подумайте о том, что я написал. Я готов уладить всё мирным путём».
Подписывая письмо, он опустил на сей раз все свои громкие титулы. Его подпись выглядела просто и скромно: «Доктор Шеффер».
В гавань Ханалеи прибыли из-за медленного хода «Кадьяка» лишь в полдень следующего дня. На борт «Ильменя», едва был брошен якорь, поднялся начальник местной фактории Пётр Кичеров. Сюда уже дошли слухи от гонцов Каумуалии, пришедших через горы, что русских изгнали из Ваимеа. Пока здесь спокойно, но неизвестно, что будет завтра.
Ночью разыгрался шторм, суда болтало на якорях, и доктор Шеффер был рад, что они поспели в безопасную бухту вовремя. Утром он вызвал к себе Тимофея Тараканова.
— Я не теряю надежды, — сказал доктор, — что король одумается и признает, что поступил с нами несправедливо. Я написал письмо Каумуалии. Его надо срочно доставить королю. Лучше вас, Тимофей Осипович, это не сделает никто. Море ещё штормит, плыть опасно, но, по словам Кичерова, здесь есть проход к Ваимеа через горы. Вождь Платов или вождь Ханалеи должны знать его. Они могут дать проводника. Вы берётесь доставить моё письмо королю?
Тараканов раздумывал недолго. Этот поход в Ваимеа давал ему возможность вновь увидеть Лану.