Право на безумие
Шрифт:
Жили хорошо и дружно. Товарищи с Лубянки о себе никогда не напоминали. Оксанка росла на радость родителям здоровенькой, умненькой и красивой, а других детей у них не было.
Муж был старым партийцем, скромным и непритязательным. Никогда не кичился своим постом и возможностями. Скрепя сердце, пользовался пайками, а в ведомственные дома отдыха и санатории никогда не ездил, объясняя молодой жене, что благами Родины в первую очередь должны пользоваться те, кому они действительно необходимы. Поэтому отдыхать они ездили исключительно в небольшой приморский городок, где когда-то жили его родители. Но Наташа никогда не протестовала, ценя подаренную судьбой спокойную и благополучную жизнь.
Когда Паша умер, ее образ жизни практически не изменился, но ушло из нее что-то большое, родное и теплое. Мир не перевернулся, но Наталья Васильевна осталась действительно одна. Еще не старая, но абсолютно одинокая. Дочь жила своей жизнью, и о себе напоминала исключительно по праздникам. Жить стало грустно и скучно. Затем, неожиданно даже для себя, она во второй раз вышла замуж. Самое смешное, что новым мужем оказался ее старый знакомец по «совместной» работе в органах госбезопасности, незабвенный Иван Иванович. Звали его Сергей Васильевич Иванов, был он, естественно, в отставке. Но, чтобы на пенсии не было скучно, стал президентом крупного фонда, созданного на непонятные деньги. Оксанка вдруг, словно за компанию, оказалась женой новорусского миллионера, и они начали друг другу дарить дорогие подарки, изредка встречаясь на модных курортах.
Призрак нищеты и нестабильности исчез, не успев даже замаячить поблизости. Смерть второго мужа и разводы Оксаны уже никак не могли повлиять на сложившийся уклад и приобретенные привычки.
Когда в России стало абсолютно скучно, Наталья Васильевна, с подачи нелюбимого зятя, переехала в Европу, откуда пыталась повлиять на неразумную дочь, вдруг решившую поселиться в родном городе Павла Емельяныча. Когда же она неожиданно приехала, – грустная, тихая и, наконец-то, беременная, - Наталья Васильевна окончательно почувствовала себя счастливым человеком. Внук, дочь, достаток, обширные приятные знакомства и необременительный образ жизни светской львицы. Оставалось лишь одно – удачно выдать Оксанку замуж, желательно за какого-нибудь лорда (очень манил английский берег).
Вот в этот благостный момент и случился выпавший из парижского окна, неизвестный ей ранее отец Егора и по совместительству – сотрудник российской спецслужбы. Наталья Васильевна напряглась, собралась и стала ждать неприятностей, которые и появились в образе подруги дочери с редким именем Арлетта.
Вошедшая в их сад молодая женщина фотомодельной внешности своими грациозными движениями напоминала пантеру. А от взгляда, который она бросила на садовника (не столько садовника, сколько бывшего спецназовца, недавно нанятого предусмотрительной бабушкой исключительно для охраны), неподготовленный человек просто обратился бы в бегство. Но Оксанка вся светилась от счастья, и Наталье Васильевне ничего не оставалось, как войти следом за нежданной гостьей в их милый уютный домик, бросая злые и настороженные взгляды на обнимающихся подружек.
Х
Оксана была взволнована, встревожена и обрадована одновременно. Ее жизнь менялась. Все, от чего она пряталась, пришло сразу, одним широким и резким шагом, прорвав блокаду, которая бережно поддерживалась последние два года. Появление Арлетты вернуло ей уверенность в себя и принесло осознание чего-то
Оксана откинулась в кресле и посмотрела в иллюминатор. Лайнер шел выше облаков и земли видно не было. Сидящая рядом бабушка Наташа о чем-то весело сюсюкала с внуком. Оксана благодарно улыбнулась и, вспомнив, на сколько вопросов ей пришлось ответить матери, закрыла глаза. Самолет летел в Россию, а она в который раз вспоминала все, что этому предшествовало, и особенно первый совместный вечер их нынешней теплой компании, когда Арлетта волком смотрела на Наталью Васильевну, а та кричала на дочь, требуя выставить «эту странную особу» вон и срочно вызвать полицию.
Кричать мать начала сразу как вошла в дом, и ничего не хотела слушать. В принципе, сказать кому-нибудь из них слово она тоже не давала. Оксана испугалась. Она помнила, что об Арлетте рассказывал Алексей, и боялась, что женщина-воин разрешит ситуацию каким-нибудь запредельным способом.
– Оксанка, ты как была круглой дурой, так и осталась. Годы тебя не меняют. Ты мне не объясняй кто это такая. Я таких, как она, на своем веку вдоволь повидала. Шалашовка элитная.
– Мама, ну разве так можно?
– Что можно? Мне сейчас все можно. Она же не твоя подруга, а этого твоего… попрыгунчика. Что молчишь? Не надо мне врать, я сама все знаю и вижу. Она здесь не просто так появилась. Он прислал. И не от любви большой. Я тебе точно говорю. Случилось у них что-то, квартирка чистая понадобилась. Говорила я, уезжать надо побыстрее и подальше. Так нет же, дождались. А ты – любовь, любовь. Какая любовь, дура? Что молчишь?
– Мама, я…
– И не надо мне ничего говорить. Меня слушать надо!
Вот в этот момент Арлетта и показала себя во всей своей нечеловеческой красе. Она грациозно опустилась на одно колено, склонила голову и произнесла вежливым, но очень твердым голосом, абсолютно не допускающим сомнений или возможности его проигнорировать:
– Держащая в руках огонь, прошу мне ответить. Вы видели Отмеченного богами? Когда и где?
В комнате воцарилось молчание. Наталья Васильевна тяжело опустилась в кресло и, держась за сердце, ошарашено смотрела на застывшую дочь и склоненную в поклоне женщину.
– Неужели теперь психованных на работу берут? Да-а, Оксанка, ты у меня особым умом не блещешь, но друзья у тебя – просто загляденье.
– Мама, Аля очень издалека, у них так принято со старшими разговаривать. Ты просто меня попробуй выслушать, а я тебе расскажу немного, чтобы не так странно казалось.
– Я вижу, из какого далека. Чудный южный говорок. Не иначе, с под Луганска. Ну шо, на суржике балакаем.
– Мама!
– Что, мама? Собирай чемоданы, а я вызываю полицию. Пока еще кто-нибудь подозрительный не заявился.