Право на безумие
Шрифт:
– Ну, надо же, просто «Эскалибур» какой-то. Леший, ты ему хоть имя дал?
– Имя?
Он подошел к бревну, в котором торчал ЕГО меч, положил больную руку на рукоять: «Спаси меня, «СТАРЫЙ». Негромко повторил имя в слух и потянул на себя. Сталь легко и неторопливо вышла из своего заключения. Освободившийся клинок вспыхнул алым и, не удержавшись в больной руке, упал, зарывшись в песок.
Арлетта, перестав пускать слюни на свежатинку, засунула ему руку в штаны.
– Пойдем, хороший мой. Вечность так коротка.
Леший отстранился, поднял здоровой рукой меч, взглянул в глаза
– Нет. Не хочу, плохо с вами. Чужие вы.
Чёрт начал нехорошо скалиться, а стоящая рядом женщина коротко, без взмаха ударила Алексея по щеке и, повернувшись, пошла прочь.
– Ну что же. Свое возьми себе, а мое оставь со мной.
Щелчок пальцами. Стало темно и уютно.
«Не думай о секундах свысока, наступит время, сам поймешь…».
ГОРОД
Я бреду по бездорожью,
Мысли рвутся как в бреду.
Каждый шаг неосторожный,
Мне из радости в беду.
Будто – в плен или на волю,
Должен долю выбрать я.
Чьей судьбы, любви и боли
Мне откроются края?
Константин Никольский
1
«Не думай о секундах свысока, наступит время, сам поймешь, наверное…».
Открыл глаза, и машинально начал шарить рукой по тумбочке. Где-то там разрывался от нетерпения мобильник. Судя по мелодии, звонил «непосредственный»: похоже, его тоже разрывало от нетерпения.
– Ты где? Почему трубу не берешь?
– Кажется, дома.
– Креститься надо, если «кажется». Ты на часы давно смотрел?
Он перекрестился. На часах было десять, за окном светло, значит, было утро.
– Десять утра. А какое сегодня число?
– Ты что, опять всю ночь куролесил? Бери свою задницу в охапку, и чтобы через пятнадцать минут был в отделе. Сразу – ко мне с рапортом, объяснишь, почему тебя нет на службе.
Шеф отключился. Телефон услужливо сообщил об утраченных звонках. Начальник звонил четыре раза, не иначе – волновался. Алексей переключился на календарь. Пятница, 5 августа. «Все еще 5 августа».
Встав с постели, он побрел в ванную. Посмотрел на себя в зеркало.
«Здрасьте, Алексей Сергеевич. Да, морда как с бо-ольшого бодунища. Побриться тоже бы не мешало».
Взял мыло и сунул его под струю холодной воды. Тут же сильно защипало пальцы левой руки. Сжав кулак, он поднес его к глазам. Костяшки были словно стесаны напильником. Свежие ранки едва-едва затянулись тонкой и нежной как у младенца кожицей. В голове что-то щелкнуло, и Леший тяжело опустился на стоящий рядом унитаз. Еще раз осмотрев кулак, он скосил глаза на плечо. Арлеттин засос оставался на прежнем месте, и уходить не куда не собирался.
В позе «думающего мальчика» он просидел минут двадцать. Верить в то, что происшедшее было явью, ему не хотелось, но, как говориться – факты упрямая вещь. Разбитый кулак, загар, прочие милые отметины, и, главное, запах океана, который он принес
«Отравили меня, или уже не отравили. С рукой, вроде, все нормально, опухоль прошла. Зато, если окочурюсь, можно будет не писать рапорт. Блин, сегодня ж совещание на девять объявляли. Вот чего шеф все утро трезвонил. Надо попить чаю и двигать на работу, не то вся эта нечисть, в сравнении с разгневанным командиром, покажется кучкой детсадовских хулиганов».
Он встал со своего импровизированного трона и потопал на кухню. Там его встретили потеки чая на холодильнике, осколки разбитой чашки, на один из которых он тут же наступил, и большое выжженное на полу пятно. А вот хрусталя, столового серебра и прочих приятных вещиц и деликатесов, аромат которых еще не успел выветриться из небольшой кухни обычного блочного дома, не было и в помине.
«Вот сволочь. Жратву, значит, убрали, а разруху устранить и не подумали. Коврик сжег, паразит. Линолеум хоть целый?»
Они с женой лишь совсем недавно закончили делать долгожданный и выстраданный ремонт на кухне. Все это длилось долго, процесс шел крайне медленно, цепляясь различными мелкими и крупными неприятностями за все возможные выступы семейного быта и вечного безденежья. Поэтому стоило представить выражение глаз любимой супруги, которая, по возвращению от не менее любимой тещи, обнаружит сгоревший линолеум, который она сама лично выбирала, неделю бегая по всем торговым базам и магазинам, и веселое летнее утро, само по себе начавшееся довольно странно, тут же становилось абсолютно безрадостным.
К счастью, пол был цел. Буркнув «и за это спасибо», он скатал коврик, глянул на часы и, глотнув минералки, заторопился одеваться. Брюки почему-то болтались, поэтому пришлось колоть еще одну дырку на ремне. А затем, уже застегивая пуговицы на рубашке, Леший осознал то, что близко к русскому устному можно было выразить как «полный привет».
Скромно прислонившись к прикроватной тумбочке, стоял его меч. Он, по-прежнему обмотанный кусками порванной простыни, стоял себе в уголочке и ненавязчиво поблескивал отраженными лучиками солнца. Но не это было плохо. Рядом с клинком в небольшой лужице уже подсохшей крови валялась отрубленная кисть руки, судя по маникюру и колечкам – женская, а чуть поодаль, сиротливо лежала открытая и пустая кобура. Пистолета в кобуре не было. Его не было и в других местах квартиры. Впрочем, осматривая комнаты в поисках табельного оружия, Леший знал, что ничего не найдет. Не найдя пистолета, он, к счастью, не нашел и других частей от возможного трупа.
Времени на полное осмысление этих событий не было. Ждала работа, и ждал разгневанный начальник, а может, и не только он.
Алексей быстро стер с пола кровь, положив тряпку в кулек. Затем в бесплатную газету, которую засовывали в каждый почтовый ящик, замотал свою жутковатую находку и впихнул ее в другой пакет.
За окном неожиданно грохнуло. По подоконнику глухо забарабанили крупные капли дождя. Чертыхнувшись, засунув подмышку коврик, с кульками в одной руке и зонтом в другой, он выскочил на улицу.