Право на безумие
Шрифт:
Висевшая в небе туча с ожесточением выливала скопившуюся в ней влагу на раскаленный от летнего зноя город, изредка постреливая в разные стороны электрическими разрядами в сопровождении оглушающих раскатов грома.
Перепрыгивая через лужи, Алексей добрался до мусорных баков и швырнул туда коврик и тряпку. Хотел отправить туда же и остатки компромата, но передумал и побежал к машине, которая приветливо мигнула фарами, открывая замки на дверях.
Забравшись внутрь, он закурил и перевел дух. Затем развернул газету и стал рассматривать содержимое свертка. Рука точно была женская. Явно отсечена одним четким и сильным ударом, даже кость была ровной, без сколов. На ладони то ли
Часы пропикали одиннадцать. Времени не хватало просто катастрофически. Завернув все в ту же газету, он завел машину. Поразмыслив, где по дороге находятся очередные мусорные ящики, выжал педали и потихоньку двинулся вперед. Автомобиль дернулся, что-то сзади взвизгнуло и задняя часть резко просела. Багажник с глухим стуком врезался в асфальт. Прежде чем ошарашенный Леший заглушил двигатель, машина проползла вперед еще около метра, добавив к шуму грозы, противный металлический скрежет.
Все было просто и обыденно. Кому-то очень не хватало одного колеса, а в магазин идти было лень. Вот и позаимствовал по-соседски, благо гаечный ключ был под рукой. Даже кирпичики заботливо подставил, чтобы автомобильчик не перекосило.
Ища под дождем гайки, Леший окончательно вымок, а когда ставил запаску, основательно перепачкался. Поэтому уже просто бегом помчался домой переодеваться. По пути споткнулся и врезался коленом в ступеньку лестничного марша. Кое-как дохромал до квартиры и, потянув на себя входную дверь, услышал звук разбивающегося стекла. Сквозняк, резко подхватив балконную дверь, сделал свое подлое дело. Не став собирать осколки (почему-то была уверенность, что он обязательно порежется), поменял рубашку и неторопливо, стараясь внимательно смотреть по сторонам и под ноги, вернулся к машине.
Дождь уже, к счастью, закончился. Ветер утих и деревья, едва помахивая ветками, сбрасывали с листьев задержавшиеся на них капли. Ярко светило солнце. Насыщенный озоном воздух резко бил в нос. А над домами умытой улицы, висела радуга. Почему-то перевернутая.
«Радуга – это вроде хороший знак. А перевернутая к чему?» Размышляя про себя над этим, наверное, редким событием, он завел двигатель и начал медленно выезжать из двора. Улица была пуста, ни пешеходов, ни машин, будто город вымер или готовился к очередному природному катаклизму.
Мысли в голове путались, словно серое вещество его мозга не знало о какой неприятности думать в первую очередь. Смешались и колесо, и покореженная машина, и разгром в квартире, и начальник со своим совещанием, и разбитое колено. Отдельными глыбами висели исчезнувший пистолет и отрубленная рука в кулечке. Иногда из этой мешанины высовывались разбитый кулак и рекламная улыбка Майкла, а также распадающиеся в труху ящерицы и целующиеся зубастые колобки. Неожиданно в эту круговерть вклинился звонок мобильника.
Откуда взялась эта бабка, Алексей так и не понял. Она со своей сумкой и палочкой возникла перед машиной, словно материализовалась из воздуха. Крутнув баранку в сторону, он перелетел через растущие вдоль дороги кусты и врезался в стоящий на обочине столб.
2
Оксана
Слегка перекусив и уделив должное внимание своему внешнему виду (красивая, временно разведенная двадцатидевятилетняя обеспеченная женщина обязана даже в кромешной тьме ненавязчиво бросаться в глаза), она взяла сумочку и вышла во двор своего не очень большого, но вполне комфортабельного и уютного дома.
Дом был ее гордостью. Его построили на деньги второго мужа, но по ее рисункам и эскизам. В проекте были учтены все ее прихоти и капризы, которые, однако, сложившись вместе, создали то целое, что очень нравилось и ей лично и каждому из ее знакомых в отдельности. Дом стоял на участке, который раньше принадлежал ее деду. Если, конечно, быть до конца честной, то не на нем одном. Пришлось купить и три соседних. Но в беседах с приятелями Оксана всегда подчеркивала, что вернулась жить в родной город и живет на земле своих предков. О том, что бывший муж кроме крупного счета в банке после развода ничего не оставил, и даже три судебных разбирательства не выжали из него ни дома в Подмосковье, ни квартиры в столице, не говоря уже о части его бизнеса, она скромно умалчивала.
Все три развода она перенесла спокойно, без надрыва, хотя и выходила замуж за тех, к кому испытывала большую внутреннюю симпатию, а в первый раз – большую, как ей казалось, любовь. Повезло, что все три мужа были крайне состоятельны. Первый был молод и красив, сын какого-то комсомольского работника, вовремя подавшегося в коммерцию. Второй – занимался рыбой, и хоть жил на Средне-Русской возвышенности, кораблики плавали по всем просторам Мирового океана. Третий не был красив и молод, но был богаче и первого, и второго вместе взятых.
О разводах она не жалела. Всех троих застала с другими женщинами, а, поскольку, себе она в браке вольностей не позволяла, и о мужьях как могла заботилась, «бывшие» на алименты не скупились.
Жалела о двух вещах. Первое – как в старом анекдоте: «Если муж бьет в морду, значит, муж – скотина. Если третий муж бьет по морде, значит дело в морде». А второй, но главной неудачей для себя Оксана Павловна считала отсутствие детей. Сидела внутри нее эта червоточинка, лишая уверенности в себе и как в женщине, и как в полноценном человеке. Но как личность сильная и целостная, загоняла она эти сомнения глубоко в себя, где они ее и грызли, особенно ночами и особенно последние полгода.
Выйдя во двор, Оксана погладила подбежавшего к ней кобеля-кавказца: «Охраняй, Семен», и, окинув довольным взглядом цветочные клумбы, которые были яркими и свежими после прошедшего ливня, подошла к стоящему перед воротами темно-бордовому «Жуку». Эту машинку привезли прямо с выставки (муж сделал подарок на три месяца совместной жизни), и ей она очень нравилась. Она считала «Жука» очень стильным автомобильчиком, хорошо гармонирующим с ее образом, а если быть совсем точной, то с любимым и модным на тот момент костюмчиком.