Право на честь
Шрифт:
– Есть время поговорить как мужчина с мужчиной!
Скрипухин пораздумал-пораздумал и согласился:
– Валяйте, кажется, так вы изволите выражаться?
Вид у «спеца» несмешливый, косая улыбка в сивой бороде клинышком и ехидно прищуренные глаза. А у Гроховского голос почти на срыве. Не было бы беды, тогда подумал я, зная своего начальника, как горячего хлопца. Переместился поближе к ним.
– Почему, – спрашивает, разделяя слова, Гроховский, – вы, товарищ Скрипухин, ставите мне палки в колеса и повсюду, как только заходит разговор о моих парашютах, полезную идею пачкаете?
– А вы тщеславны, уважаемый изобретатель. «Мои парашюты»! Ишь ты, боже мой, – «мои-и»! Покажите мне их. Хоть в полглаза дайте взглянуть на это чудо!.. Окликнули меня на предмет ругани или спора?
– Вы Наркому обороны послали анонимку, где наши работы окрестили галиматьей, а меня оскорбляете кустарем, недоучкой, авантюристом.
– Не делайте из меня подлеца, Гроховский, – Скрипухин досадливо поморщился. – Вы не раз могли убедиться и еще услышите, что я всегда говорю открыто, в лицо самые неприятные для оппонента вещи. Признаю, человек вы даровитый, но ваши прожекты…
– Вот-вот, и прожектером я назван в той писульке!
– …но ваши прожекты, – спокойно повторил Скрипухин, – невыполнимы, безумны, а посему вредны. И сие докажет время. Оно самый справедливый судья. Сейчас вам, и вам подобным, покровительствует высокое начальство, вы ослепили их каскадом блескучих идей, но, поверьте моему немалому жизненному опыту, настанет день, когда сильные мира сего от вас отвернутся. И первым звонком? будет неудача с вашими парашютами… Вы с пеной у рта ратуете за тряпичный парашют, шьете его, как старая бабка иголочкой шили фартучки, – смешно! Допустим даже, что вы правы, ладно скроите и крепко стачаете вручную пару штук; а где та техника, которая сделает ваш парашют массовым? На всю страну нет ни одного квалифицированного закройщика. Ваш самоучка Сергушев – не из портных ли? – и детский слюнявчик не сможет скроить без брака. Или вы считаете себя и, извините, присутствующего здесь инженера Малынича конструкторами? Все на уровне примитива, а это – крах, уважаемые!
Вот так и мне «спец» влепил горячую пощечину. Он смотрел себе под ноги, говорил все более раздражаясь, но в срывающемся фальцете было столько злой убежденности, что Гроховский спросил немного растерянно;
– И вы это серьезно?
– Эх, милостивый государь, думаете, во мне плещется Черная зависть, что не я, специалист с добротным образованием, а вы, самородок, поднявшийся на волне всеобщего энтузиазма, пришли к мысли о дешевом парашюте? Извольте выбросить вон из головы. Я думаю о жизни тех, кому понадобится в сложной, тем более экстремальной ситуации парашют. И если это будет парашют ваш, тряпичный, не завидую летчикам!
– Испытания показали – перкаль не уступает по прочности шелку. Да и парашюты Ирвина рассчитаны только на спасение летного состава и не отвечают требованиям десантников.
– Методика испытаний, знаю, доморощенная. Побеседуйте с Миновым, он расскажет, как скрупулезно работают над куполами американские мастера. Кроме прочности есть масса других условий, которым соответствуют купола фирмы «Ирвин», шелковые, и не могут соответствовать грубые перкалевые. Котельников на этом уже обжегся… 21 Ваш научный кругозор чрезвычайно узок, читайте побольше, уважаемый изобретатель, если не разбираетесь в технической, хотя бы художественную литературу читайте.
21
Изобретатель первого русского парашюта Г. Е. Котельников в 1924 г. сшил купол парашюта из мадаполама, довольно грубого бумажного материала. При испытаниях купол не роаскрылся.
– Унижаете.
– Помилуй бог! Не следует так болезненно реагировать на критику. Мне говорили, ваша абонементная карточка в библиотеке быстро заполняется, вы даже занимаетесь с преподавателями средней школы, но в коня ли корм? Не обижайтесь, я имею в виду слабую» начальную общеобразовательную и техническую подготовку, а вернее, почти полное отсутствие оных у вас. Чтобы заполнить этот вакуум в образовании, нужны годы, а вы имеете в распоряжении максимум месяцы. Почему так мало? От вас ждут быстрой отдачи. Быстрой! И вы тужитесь. Поэтому и предсказываю ваш крах… Прошайте, спешу. И у меня никогда, учтите на будущее, не возникало желания разговаривать тет-а-тет с подобными вам!
– Не-е-т, стойте…
– Что еще нужно от меня? Вы просили мужской разговор, вы получили его. Вижу, не поняли, и не признали, и не признаете себя дилетантом. Хорошо! Тогда факты… Вы предложили для ПВО тросовое заградительное устройство от самолетов противника. Тросы от барабанов у вас тянутся вверх парашютами. А какая сила поднимает парашют? Вентиляционная установка в корзинке, или, как вы ее называете, мотоблок, состоящий из рамы, к которой крепится авиационный мотор с пропеллером. Я уж не говорю, что это безумно дорого, так сказать, цель не оправдывает средств. Благо для государства – расходов не будет, ваша заградительная сеть никогда не поднимется в небо… Итак, работает мотор, крутится пропеллер, загоняет струю воздуха в купол, и парашют идет вверх. Так?.. Нет, уважаемый изобретатель, не идет он вверх! Никогда не пойдет! И все потому, что ваша идейка противоречит физическим законам. Купол парашюта не взмоет – это ясно школьнику начальных классов гимназии. Почему? Да потому, что ваш замечательный мотоблок создает поток воздуха вверх, но одновременно возникает реактивная сила, действующая вниз. Вам пояснить, что такое реактивная сила? Нет? Ну и прекрасно. Так вот, эта сила уравновесит силу потока. А ведь нужна, уважаемый, еще и избыточная сила вверх для подъема тросовой системы. Где она? Нет ее! Ваша идея похожа на абсурдную идею движения корабля, когда команде, стоящей на палубе, предлагают дуть в паруса.
Десантирование с бомбардировщика ТБ-3
Гроховский опустил голову. Лицо его жарко пылало. Да, промашка случилась, и Скрипухин не первый смеялся над проявленной неграмотностью.
– Вы вспомнили былое, – сказал Гроховский, с трудом разжимая губы. – Я о парашютах…
– А я о вас, как об авторе бредовых идей. Прошу меня не провожать!
Скрипухин, заложив руки за хлястик бекеши, ушел, Гроховский стоял в раздумье. Невдалеке виднелась запорошенная снегом реечная лавка. Он шагнул к ней, сел. Я примостился рядом, сбросив снег с края.
За голыми темными стволами деревьев парка просматривался ветхий одноэтажный домик на кирпичной основе – наше творческое обиталище. Всего две невеликие комнаты. В одной расставлены фанерные столы для чертежников, в другой, совсем крохотной, помещалась оцинкованная ванна, и называлась клетушка «копировальной». Помещение под пошивочную парашютную мастерскую нам отвели в другом месте, тоже неказистое.
– Может быть, Скрипухин прав, с нашими знаниями и в таких условиях мы не создадим ничего путного? – тихо спросил меня Гроховский.
Я промолчал.
– Значит, ты согласен с гросс-теоретиком?
– Нет.
На работу мы с ним приходили раньше всех. Но скоро выпавший ночью снег утопчет веселая ватага, примчавшихся с автобуса. Домик становится тесным. В отделе прибавилась молодежь – Петр Модин, бывший музыкант, теперь конструктор; красноармеец Огнев, пока на разных работах; удалось привлечь к работе дельного хлопчика инженера Петрова; пришла сама и была зачислена в штат юная чертежница Оля Кастанаева, сестра летчика-испытателя НИИ.