Право на месть (Страх - 2)
Шрифт:
И не надо ни в кого верить и никому поклоняться, истово ненавидя и проклиная иноверцев, участвовать в крестовых походах и сжигать себя в жертвенных кострах во имя "чистоты" веры. Ничего этого не надо. Надо просто знать, что есть Великий Космос, к которому, когда наступит время, мы будем иметь счастье приобщиться, и жить по принципам морали и справедливости, совести и чести, выработанными человечеством задолго до Бибили, Корана и других "священных" писаний, Все эти книги писаны дьяволом и его послушниками для того, чтобы разъединить людей, натравить их друг на друга и повести за собой. Лозунг: "Разделяй и властвуй" - это его лозунг.
Взял с тумбочки свои наручные часы с подсветкой. Кстати, они мне были подарены местной Армидой во время моих прошлых московских
Я решительно закрыл глаза и начал отсчет летящим из будущего прямиком на меня секундам, отправляя их за свою спину в прошлое. Скоро это наиглупейшее занятие меня притомило, но тем не менее не помутнило моего сознания. Оно продолжало оставаться девственно чистым, как юная монашка под бдительным оком матери-настоятельницы. Что же делать?
Встал, накинул на плечи рубашку, прихватил сигареты и зажигалку, вышел на лоджию. Природа встретила меня прохладным и влажным воздухом, мелким и частым, будто пыль, дождем. Уже совсем рассвело. Улицы были пустынны. Деревья с обвисшими под гнетом влаги ветками выглядели унылыми и сиротливыми. Во всем ощущалась какая-то вселенская грусть, будто природа кого-то оплакивала. А может быть она оплакивает нас, людей, заранее зная, что с нами будет? Все может быть.
Настроение природы передалось и мне. Отчего все так глупо получается. Почему Космос, наделив нас разумом, не дал разумения, не дал понять простой истины, что творимое нами зло никуда не исчезает, оно накапливается и в конце концов нас же и настигает. Мы сами себя завели или дали завести грязным политикам и алчным олигархам в такой тупик, из которого уже нет выхода. И если Космос нам не поможет, то всех ждет один конец. И пусть биологическая цивилизация безмерно мала и ничтожна в сравнении с Космосом, очень будет жалко если она погибнет, Как-никак она является колыбелью нашей последующей жизни. Уже за одно это мы должны быть ей благодарны.
Я закурил. Как там Таня? Свидимся ли? В наше время ничего нельзя гарантировать заранее. Факт.
И все же мне удалось поспать пару часов. Удивительно, но этого мне вполне хватило для восстановления сил. Наоборот, Рома, проспавший десять часов кряду, никак не мог до конца проснуться, ходил по номеру, будто сомнамбула, все опрокидывая и круша на своем пути. Когда же он своей дланью смахнул телефонный аппарат на пол и едва не раздавил могучей стопой, я не выдержал:
– Послушай, дитя сибирской тайги, прекрати это броуновское движение. Иначе, ты порушишь институт. Где наши коллеги будут повышать свою квалификацию?
– А что они тут... Расставили. Не пройти, - смущенно проговорил Шилов, поднимая и водворяя телефон на журнальный столик. Мой друг стоял посреди комнаты будто колосс среди пигмеев, переминаясь с ноги на ногу, все ещё слабо ориентировался в окружающей действительности.
– Для твоих габаритов. Рома, нужны дворцовые палаты. Может быть тебе поступить в полк президента? Там ты будешь среди своих.
– А?... Зачем?
– Да проснись же ты, наконец. Марш в ванную под холодный душ!
– Я указал ему рукой направление.
– Раскомандовался тут, - проворчал Рома, но в ванную пошел. И вскоре я услышал шум воды.
– Надо, наверное, позвонить Сергею Ивановичу, - сказал Колесов.
– Успеется. Когда будут какие-то результаты, тогда и позвоним. Что ты собираешься делать, Сергей Петрович?
– Двину на Петровку. Там работают двое моих корешей. Объясню что к чему. Думаю, что помогут в поиске Димы.
– Понятно. А как нам внедрить в систему безопасности Сосновского Шилова? Ты над этим думал? Наверняка нужны чьи-то рекомендации.
– Спрошу парней. Может быть они знают. А ты куда?
– Хочу нанести визит одигарху Потаеву. О прошлом нашем сотрудничестве у меня остались весьма приятные воспоминания. Это он меня вырвал из грязных и кровавых лап Сосновского. Если Потаев согласится помочь, то это уже будет полдела.
– Да, хорошо бы, - согласился со мной Колесов.
Однако референт Потаева сказала, что он будет лишь после обеда, то-есть в два ноль ноль.
Что же делать? Может быть засвидетельствовать свое почтение завербованному мной прошлый раз агенту Вене Архангельскому? Что это мне даст? Возможности Вени весьма ограничены. Мне бы мог помочь его тесть Танин - один из помощников Сосновского. Но он, насколько мне известно, ещё лет пять будет находится на полном государственном обеспечении. Нет, Архангельский мне пока не нужен. И тут я вспомнил о блистательной Майе Павловне Окуневой. С её связями и её возможностями она очень даже может помочь. Правда, встреча с ней грозит мне большими моральными издержаками и угрызениями совести. Так как же мне быть? Ситуация! Я колебался, так как наверняка знал - если вновь попаду к ней в объятия, то вырваться из них будет весьма и весьма проблематично. На то она и Окунева, что бы пескарь, вроде меня, был всегда на чеку. Но вот, со свойственной мне прямотой я строго взглянул внутрь себя и сказал: "Андрей, я тебя не узнаю! Ты мне сейчас напоминаешь рефлексирующего интеллигента, а не крутого мужика, к коим ты ещё совсем недавно имел смелость себя причислять. Настоящие мужики не пасуют перед обстоятельствами, как бы трудны они не были. Они их преодолевают. Направляя тебя в ответственную командировку любимый шеф Сергей Иванович верил, что ради дела ты способен на все, тебя не остановит даже Вавилонская блудница. А ты пасуешь перед какой-то очаровательной и довольно безобидной Армидой. Постыдитесь милостивый государь!"
После этого я понял, что вполне созрел для самых решительных действий. Ад когитантум эт агэндум хомо натус эст (человек рожден для мысли и действия). Аудэнтэс фортуна юват (смелым судьба помогает). Факт.
Я напрочь забыл все телефоны Окуневой, знал лишь обувной магазин на Комсомольском проспекте, где она была хозяйкой и директрисой и, на удачу, направился туда.
Кабинет Окуневой напоминал бодуар какой-нибудь очень богатой ясновельможной пани и своей пышностью и помпезностью мог бы поспорить с альковом, где я провел не худшие дни своей жизни. Любит мадам окружать себя роскошью. Страсть как любит. Мое появление привело её в состояние полного стопора, я бы даже сказал столбняка. Глаза округлились и расширились до размеров рубля царской чеканки, да в таком положении и застыли. Трудно было сразу определить, какие чувства они выражали. Здесь было всего понемногу: страха, смятения, радости, удивления. А вот лицо... Лицо при более детальном рассмотрении выражало только страх, даже мистический ужас, будто мадам увидела одного из постояльцев мрачного средневекового и давно заброшенного замка. А ещё отметил, что время не властно над этой женщиной. Здесь одно из двух: или она, как когда-то небезызвестный литературный герой Дориан Грей, заключила сделку с самим сатаной, или тратит немыслимые деньги для поддержания формы. Ее блистательный, отполированный до ослепительного блеска взглядами мужчин бюст по-прежнему поражал своей безупречностью и совершенством. Сколько ради него совершено безумств, сказано слов любви и восхищения, пролито слез, произнесено проклятий. Но это не причинило ему никакого урона. Напротив он стал ещё совершенней.
– Здравствуйте, Майя Павловна!
– воскликнул я, изобразив на лице одну из самых жизнерадостных улыбок. Хотя, если честно признаться, зная взрывной и необузданный характер Окуневой, откровенно трусил. Этот визит мог закончиться для меня не одними лишь душевными травмами. Факт.
– Вы по-прежнему удивляете, восхищаете, ослепляете!
У Майи Павловны моргнул сначала правый глаз, потом - левый. Это, как я понял, - сработала её сигнальная система. И
состояние стопора, сменилось взрывом прекрасной плоти. Мадам вскочила. Все её тело пришло в движение, руки с неверояной быстротой чертили в воздухе какие-то то ли кабалистические знаки, то ли колдовские фигуры проклятия, божественный бюст так бурно вздымался, словно намеревался разнести в клочья сдерживающую его ткань, из её прелестного рта поначалу выкатились грозные рыкающие звуки и только потом стали выскакивать тяжелые, будто отлитые из медного колчедана, слова: