Право на сына
Шрифт:
О том, что выпила таблетку, но она просто не сработала?
Или признаться, что действительно поступила плохо?
А, может, начать с диагноза?
В самый последний момент появляется желание сказать, что я ни на что не претендую и раз сын ему не нужен, Даню собираюсь растить сама, но молчу. Если я хоть чуть-чуть знаю Стаса, начинать стоит точно не с этого. Он ведь… не такой, как сейчас. Он поддержит в трудную минуту, поможет, когда мне это действительно необходимо и я уверена, что поймет, нужно только найти правильные слова. Отыскать золотую середину, при
— Я выпила таблетку, — произношу твердо, разворачиваясь к нему корпусом и смотря прямо в глаза. — Она не подействовала из-за лекарств, что я принимала.
Решительно и уверенно буравлю его взглядом, желая, чтобы он все понял по искренности, сквозящей в глазах, ведь я ни капли не лукавлю. Стас молчит, но и не просит меня прекратить этот бессмысленный разговор, поэтому я продолжаю:
— Я действительно хотела от тебя ребенка. Следила за тобой в тот вечер и соврала, что совсем тебя не знаю.
— О том, что соврала, я знаю, — он усмехается. — Узнал той же ночью, когда ты спала. С этим связано и мое отношение утром.
Я сглатываю. Непонимающе смотрю на него, но решаю, что это не так уж и важно. Об этом вполне можно узнать потом, за бокалом вина или чашкой чая, во время искреннего разговора в объятиях друг друга, но не сейчас, когда я чувствую, что мне интуитивно нужно объясниться. Донести до него причину моих поступков так, чтобы он поверил и… не отвернулся.
— Утром ты дал таблетку, и я ее выпила.
— После того, что ты сказала пять минут назад это не совсем вяжется, хотя я видел, как ты ее пила. Ты утром передумала беременеть?
— Нет, — мотаю головой. — Просто… ты был таким… холодными и отстраненным, чеканил каждое слово и требовал избавить тебя от последствий, что я ни на минуту не задумалась, глотнула таблетку и решила, что всё к лучшему. Я ведь не сразу узнала, что беременна, — улыбаюсь, потому что действительно не знала. Думала, снова начались сбои с менструальным циклом, но нет. Доктор подтвердила, что я беременна. — Я не могла пойти на аборт, — объясняю ему. — Я ведь лечилась, мне нужно было забеременеть и родить, иначе я бы с большой вероятностью больше не родила.
— То есть ты выпила таблетку, зная, что ночью был, возможно, последний шанс забеременеть?
— Да, — киваю. — Не знаю поверишь ты или нет, но уже тогда я поняла, что это неправильно и мне… нужно попробовать другой способ. ЭКО, например.
— Но ты забеременела, несмотря на выпитую таблетку, — будто не поняв с первого раза, переспрашивает Стас.
— Да. У меня была стимуляция гормонов и день был благоприятный. Гинеколог сказала, что такое бывает, да и таблетки не всегда попадаются качественные.
Стас молча переваривает полученную информацию, анализирует, постукивая длинными ровными пальцами по рулю. А я испытываю потребность говорить дальше. Не извиняться, нет, рассказывать, как все было на самом деле. Мне это нужно не меньше, чем ему. Хочу стереть вставшую между нами недосказанность.
— Я знаю, что поступила плохо, когда обманула тебя и сказала, что понятия не имею, кто ты на самом деле, просто… это был мой последний шанс забеременеть, — на глаза наворачиваются слезы от осознания, что он может мне не поверить, что сочтет мошенницей, которая просто захотела родить от богатого мужчины, а потом, спустя несколько лет, предъявить права сына на наследство. Я быстро смахиваю проступившие слезинки и смело продолжаю разговор:
— Ты нравился мне задолго до того, как я встретила тебя в клубе и заговорила. Я знала твое имя. Не могла не знать, потому что, как ты уже сказал, Лера общалась с Олей. Да и ты был медийной личностью, — пожимаю плечами. — Ты нравился мне. Высокий, симпатичный, мужественный и сильный, я всегда хотела мальчика, который будет похож на тебя, а в тот день всё… совпало. Я ведь не надеялась, что между нами что-то будет, а потом ты меня спас, — снова смахиваю слезы со щек. — Я поддалась соблазну, не могла отказать себе в возможности быть с тобой.
Когда понимаю, что слов слишком много, и я иду по второму кругу, замолкаю и фокусирую взгляд на приборной панели. Могу ли я сказать что-то еще? Наверное, да, но тогда мой небольшой рассказ превратится в настоящую новеллу, а слез станет так много, что ими впору затопить весь автомобиль. Поэтому я молчу, стараюсь отключить мысли, что делают меня слабой. Решаю подождать его ответа и говорить по ситуации, обещаю себе больше не плакать, чтобы не давить на жалость.
— А я не мог отказать себе в тебе, — серьезно произносит Стас. — Я ведь до последнего не узнавал тебя. Только когда Оля сказала о сыне и о подруге подруги, которая его родила, вдруг всё сопоставил в голове.
Решаюсь перевести взгляд с приборной панели на него. Цепляюсь за ровный и чуть заросший щетиной подбородок, за приподнятые в усмешке уголки губ, за глаза, которые смотрят на меня почти как прежде. В его взгляде больше нет холода и злости, хотя видно, что он многое не понимает, а еще пытается увести тему в другом направлении, за что я ему безумно благодарна. Уверена, мы сможем еще не раз поговорить о случившемся в будущем. Лежа у камина в объятиях друг друга я буду каяться, а он — прощать.
— Боюсь спросить, о чем ты сейчас думаешь, — и снова улыбка. — На этот раз теплая и невероятно искренняя.
— О камине, — признаюсь, обещая больше никогда ему не врать. Хватит из нас недопонимания и недомолвок. Я хочу, чтобы он знал обо всем и чтобы верил, что я искренне хочу быть рядом.
И всегда хотела.
Об этом я тоже обязательно скажу ему…
Когда придет время признаваться в любви и говорить свадебные клятвы.
— А сейчас? — спрашивает рядом с моим лицом.
Я распахиваю глаза, которые позволила себе мечтательно прикрыть. Чувствую, как щеки заливаются краской от того, что я представляла нашу свадьбу. Его в темно-синем деловом костюме, невероятно сексуального, красивого, статного, такого, что все присутствующие девушки будут сворачивать шею и завидовать. И меня в пышном белом платье, с идеальным макияжем и высокой прической, с волнением в груди и любовью в глазах.