Право в истории русской философии
Шрифт:
Вопрос более не в том, реален или нереален вечный мир, – рассуждал Кант, – а в том, должны ли мы стремиться к запрещению войн и содействовать всеобщему миру. Важно понять, согласно Канту, что неустанно действовать в этом направлении – это наш долг. Предельно возвышая морально-правовую значимость идеи вечного мира, Кант писал, что становление всеобщего и постоянного мира составляет не просто часть, но конечную цель учения о праве в пределах одного только разума. По Канту, правило пацифистского долженствования априори заимствовано разумом из идеала правового объединения людей под публичными законами.
Таким образом, Кант утверждал, что нет ничего метафизически более возвышенного, чем идея вечного мира, которая в смысле ее всеобщей значимости может быть призвана обладающей абсолютной реальностью.
1.2. Право и мораль в философии И. Канта
Уходящий век заострил внимание теоретиков
За наше столетие в итальянском кантоведении по данному вопросу сложилась своя, оригинальная традиция, сформировались основные направления, характеризующиеся принципиальным отличием в интерпретациях кантовской этико-правовой мысли: одни полагают, что право и мораль – две несовместимые вещи; другие, признавая это, делают акцент на существенной функции принуждения в праве, целиком отграничивая его тем самым от морали; и последние, при всей очевидности различия морали и права, обращают свое внимание главным образом на их соотносительность и на их коренное родство.
Исходя из этого, необходимо представить взгляды сторонников названных направлений, по возможности проанализировав ряд аспектов, составляющих их концептуальное отличие. Но обращение к данному материалу имело целью не столько ознакомление читателей и коллег с отчасти новыми для нас философскими идеями, сколько желание возбудить интерес к одной из самых актуальных и болевых точек нашего сознания в мире меняющихся координат, где взаимодействие сфер морали и права составляет единый подвижный континуум социального бытия человека.
Главная проблема обсуждаемой темы заключена в анализе взаимодействия ключевых понятий кантовской концепции метафизики Нравов: долга – в морали и принуждения – в праве. Как известно, данная проблематика уходит корнями еще в философские размышления Фомы Аквинского. И. Кант совершил восхождение к формализованному построению теории права и морали. Именно эта этико-правовая система, имевшая цель развести две сферы разума, вызывает столь большой интерес в современных философских поисках.
В итальянском кантоведении и в философии, права существует ярко выраженное направление, исходящее из признания жесткой автономии морали и права.
По мнению Б. Кроче, А. Негри, Д. Пазини и др., в кантовской теории мораль и право противопоставлены одно другому как сферы «внутреннего» и «внешнего». Право у Канта в высшей степени заформализованно, объективированно, отстранено и даже превосходит как волю, так и пользу индивидуума. Право вооружено принудительной силой, которая выражает не силу единицы, а является внешним порядком свободы и справедливости.
Правовая деятельность свободна от всякого понятия морали, лишена каких бы то ни было этических требований. Но, утверждая этот постулат, сами интерпретаторы вовсе не склонны соглашаться с ним, ибо существование понятия внешней чистой свободы в ее отрыве от моральной области в степени абсолюта невозможно, ведь слишком очевидно их сущностное единство. Поэтому данные философы находят причину кантовского разграничения внешнего и внутреннего законодательства в следовании Канта принципам немецкого Просвещения и «культурной традиции европейского либерализма». Более того, А. Негри, признавая различия морали и права у Канта очевидной реакцией, отвечающей исторической и политической своевременности, в то же время отмечает, что данное разграничение противоречиво с теоретической точки зрения как в отношении этических предпосылок теории, так и само по себе. Можно с полным основанием предполагать, замечает Негри, что «право и мораль относятся к области этического, то и другое развиваются в направлении общей метафизической цели и, следовательно, взаимообусловливаются» [43] . Из этого видно, что разведение двух родственных сфер у Канта можно объяснить лишь формальными установками, диктуемыми исторической ситуацией.
43
Negri A. Alle origini del formalismo giuridico. Padova, 1962. P. 75.
Позиция другого исследователя А. Баратты, автора труда «Правовые антиномии и конфликты познания» [44]
44
Baratta A. Antinomie giuridiche e conflitti di coscienza. 1963. P. 156.
Еще глубже данное различие рассматривает Дж. Пазини, автор труда «Правовое общество и государство у Канта». Он утверждает что для Канта «право в себе и для себя стремится лишь к равновесию воль» и даже «не имеет морального характера» [45] . Правда, Пазини не исключает, что право, по крайней мере с внешней точки зрения, не смогло бы утверждать порядок, и тем более всеобщий порядок, если бы не имело своей идеальной целью и свой предел в «моральном единстве». Для Пазини именно в этом видится слабость основания у Канта его разграничения морали и права. На самом деле, все действия, как моральные, так и правовые, могут быть типизированы, т. е. способны изменять тип целевого поступка с помощью норм и правил. Поэтому моральность и законность действия выражают не что иное, как их соответствие установленным практическим типам. Таким образом, определение поступков в морали и праве находится в связи с их внешней стороной, т. е. в их безразличности и единообразности.
45
Pasini D. Limiti del potere e diritti umani. Milano, 1980.
Нормативный процесс, заявляет автор, отделяет действие от «развертывания субъективной воли», делает поступок объективным. Моральность же есть духовная активность, определяемая своей духовной Ценностью, поскольку «принцип оценивания всего есть человеческое действие: это – живая сила и созидательница всех новых ценностей в субъективной деятельности индивида» [46] . Законность есть также мораль, но распространенная в моральных законах и, следовательно, безличная и застывшая. Говоря о понятии «принуждения», Пазини утверждает, что «для Канта право – это синтез внешней свободы и разумного принуждения», юридический синтез действия и противодействия. Данный «синтез» исключает моральные условия. В таком смысле право действительно теряет всякий моральный характер, несмотря на то, что для данного автора элемент принуждения не является главным определяемым в понятии принуждения, являясь лишь «неким аспектом правового опыта», определяемым и обусловленным опытом.
46
Pasini D. Disilto societa e Stato in Kant. Milano, 1957. P. 47–49.
Если для интерпретаторов данного направления принципиальным является выделение антитезиса между правом и моралью, основанного на различии между мотивами действия («внутреннего действия») и физическим аспектом действия («внешние действия»), а также принижение значения силового характера права, то, по мнению авторов, составляющих другое направление и признающих жесткое отличие в кантовской философии между названными сферами, основным критерием остается именно понятие принуждения в правовой системе, которое отсутствует в морали. Мышление свободно от природы, заявляют они, а право и возможность принуждения – это одна и та же вещь. Г. Соляри, автор труда «Наука и метафизика права в кантовской философии», один из радикальных сторонников данной концепции доказывает, что правовой порядок считается таковым, главным образом, как порядок принудительный. Принуждение не достигается Правом, не постулируемся внешней высшей властью, а происходит из той же природы права, которая есть сила, утверждающая непреклонность механических законов. По Соляри, Кант представляет систему права в качестве «системы всеобщего взаимного принуждения, а полном согласии со всякой свободой», ибо подготавливается и базируется на «законе равной свободы» [47] .
47
Ibid. P. 49.